Выбрать главу

То и дело у нас в гостях мы застаем какую-нибудь женщину с ребенком – совершенно незнакомых. Они сидят у огня и беседуют с мамой - всегда именно женщина и ребенок. Мама встречает их где-нибудь на улице - они просят у нее несколько пенни, и ее сердце тает. Денег у нее никогда не бывает, поэтому она приглашает их домой, выпить чаю и поесть жареного хлеба, и если погода ненастная, разрешает им переночевать в углу у огня на куче тряпок. Когда мама угощает кого-то хлебом, нам самим остается меньше, но если мы жалуемся, она говорит: некоторым еще хуже, чем нам – ничего страшного, если мы немножко поделимся.

Майкл ничуть не лучше. Он приводит в дом стариков и бродячих псов. Рядом с ним в постели то и дело видишь собаку. Псы бывают раненые, безухие, бесхвостые. Однажды Майкл нашел в парке слепую борзую, которую мучили дети. Он отбил детей, подобрал борзую – размером больше, чем он сам, - и сообщил маме, что отдаст собаке свой ужин. Какой ужин? - говорит мама. Нам повезет, если в доме найдется хоть корочка хлеба. Пусть ест мой хлеб, отвечает Майкл. Мама требует, чтобы на следующий день собака из дома исчезла, и Майкл плачет всю ночь, а еще пуще рыдает утром, когда видит, что собака рядом с ним, в его постели, умерла. В школу он не пойдет, потому что ему надо вырыть могилу - там, где была раньше конюшня, - и он хочет, чтобы мы копали ее вместе с ним и потом прочитали розарий. Что толку молиться за пса, говорит Мэлаки, почем ты знаешь, может, он и католиком не был? Как это не был, рыдает Майкл, я ведь спал с ним в обнимку. Он так убивается из-за собаки, что мама разрешает нам всем остаться дома и не ходить в школу. Мы в таком восторге, что безропотно помогаем Майклу выкопать могилу и читаем три «Радуйся, Мария». Мы ведь не намерены весь наш выходной читать розарий за дохлого пса. Приводя домой стариков, Майкл умудряется разводить огонь и угощать их чаем, хотя ему только шесть лет. Мама говорит, что сходит с ума, когда, придя домой, видит этих стариков, которые сидят у огня, чешутся, пьют чай из ее любимой чашки и что-то бормочут. У Майкла, говорит она Брайди Хэннон, чутье на стариков, которые слегка не в себе, и если в доме не найдется для них куска хлеба, он постучит к соседям и, не смущаясь, попросит у них. В конце концов, мама запрещает Майклу приводить стариков. Один из них наградил нас вшами, и это сущее бедствие.

Вши гадкие - хуже крыс. Они кишат у нас в волосах, в ушах и во впадинах ключиц. Впиваются в кожу. Пробираются в швы одежды и в пальто, которые служат нам одеялами. Нам приходится осматривать Альфи с головы до пят, потому что он маленький и сам ничего с ними поделать не может.

Вши хуже, чем блохи. Они впиваются в кожу и сосут нашу кровь, которая просвечивает у них в брюшках. Блохи – те скачут и кусаются, и они незаразные. Блохи все-таки лучше, чем вши. Прыгучие твари – они безвредней сосущих.

Мы все дружно решаем, что хватит с нас бродячих женщин с детьми, собак и стариков. Довольно заразы и болезней.

Майкл рыдает.

У миссис Перселл, бабушкиной соседки, у единственной на всей улице есть радиоприемник. Миссис Перселл получила его от государства, потому что она старая и слепая. Мне тоже хочется приемник. Наша бабушка старая, но не слепая, и что толку иметь бабушку, которая ни в какую не слепнет и не получает от государства приемник?

По воскресеньям я сажусь на тротуар под окном миссис Перселл и слушаю спектакли по «Би-Би-Си» и по ирландскому «Рэдио Эриэн»: пьесы О’Кейси, Шоу, Ибсена и самого Шекспира, который лучше всех, пусть он и англичанин. Шекспир как картофельное пюре – его мало не бывает. А еще там рассказывают чудные истории про греков, которые выкалывают себе глаза, потому что по недоразумению женились на собственных матерях.

Однажды сижу я под окном миссис Перселл, слушаю «Макбет», и тут из-за двери выглядывает ее дочка Кэтлин. Фрэнки, заходи в дом. Мама говорит, что ты чахотку подхватишь, если будешь сидеть на земле в такую погоду.

Что ты, Кэтлин, мне и здесь неплохо.

Не спорь, заходи.

Меня угощают чаем и большим куском хлеба с толстым слоем ежевичного варенья. Миссис Перселл спрашивает: Фрэнки, тебе нравится Шекспир?