Девы-мученицы всегда умирали, распевая псалмы и славя Господа, даже когда львы отгрызали им бока - это их нимало не волновало.
И почему священники нам не рассказали про св. Урсулу и ее одиннадцать тысяч дев-мучениц, двадцать первое октября? Отец хотел выдать ее замуж за короля-язычника, но она сказала: позволь, я постранствую три года и поразмыслю об этом. И вот, она отправилась в странствия вместе с тысячей благородных девиц, ее подруг, и со служанками их, числом десять тысяч. Они поплавали по морям, повидали разные страны, и, наконец, прибыли в Кельн, где вождь гуннов стал просить руки Урсулы. Ни за что, заявила она, и гунны умертвили Урсулу и дев ее вместе с ней. Почему ей было не согласиться и не спасти жизнь одиннадцати тысячам дев? Почему эти девы-мученицы вечно такие упрямые?
Мне нравится св. Молинг, епископ-ирландец. Он жил не во дворце, как епископ у нас в Лимерике, а на дереве, и когда другие святые приходили к нему на обед, они, подобно птицам, располагались на ветках вокруг него и пировали от души, вкушая сухари и воду. Как-то идет он путем-дорогой, и его окликает прокаженный: эй, святой Молинг, куда идешь? На мессу иду, отвечает св. Молинг. Ох, и мне на мессу хотелось бы. Изволь, возьми меня на закорки и понеси меня. Св. Молинг так и сделал, но только он посадил прокаженного себе на спину, как прокаженный запричитал. Из-за твоей власяницы болят мои раны, говорит он, сними ее. Св. Молинг снимает с себя власяницу, и снова они пускаются в путь. Тогда прокаженный говорит: мне надо высморкаться. У меня нет носового платка, говорит св. Молинг, сморкайся себе в руку. Нет, говорит прокаженный, я не могу и сморкаться, и держаться за тебя. Ладно, говорит св. Молинг, сморкайся мне в руку. Не пойдет, говорит прокаженный, я из-за проказы считай что без рук, и не могу сразу и держаться и сморкаться тебе в руку. Кабы ты был настоящий святой, ты повернулся бы ко мне и высосал бы сопли у меня из носу. Св. Молингу не хотелось высасывать сопли у прокаженного, но он так сделал, принеся это в жертву, и благословил Бога за эту честь.
Я понимаю, почему мой отец высосал сопли у Майкла из носу, когда тот был малышом и чуть не умер, но я не понимаю, зачем Богу понадобилось, чтобы святой Молинг высасывал сопли из носу у прокаженных. Я Бога, признаться, вовсе не понимаю: конечно, я и сам хотел бы стать святым, чтобы все меня почитали, но сопли у прокаженного я нипочем бы не высосал. Если святым иначе не станешь, то пусть я лучше останусь как есть.
И все-таки, я готов хоть всю жизнь сидеть в библиотеке и читать про дев и мучениц, но у меня случаются неприятности с мисс O’Риордан из-за одной книжки, которую кто-то оставил на столе. Автора зовут Лин Ютань. Ясно, что имя китайское, и мне любопытно, о чем пишут китайцы. Это сборник статей о любви и человеческом теле, и одно слово заставляет меня обратиться к словарю. «Ригидный». В книге сказано: «Копулятивный орган самца становится ригидным и помещается в рецептивный орган самки».
«Ригидный». В словаре сказано: «твердый». Я стою, смотрю в словарь и понимаю, что это про меня. Теперь мне ясно, о чем говорил Мики Моллой - мы ничем не лучше уличных собак, которые друг в дружке застревают, и жутко подумать, что все наши матери и отцы такое вытворяли.
А отец мне столько лет врал про Ангела Седьмой Ступеньки.
Мисс О’Риордан спрашивает, какое слово я ищу. Когда я вожусь со словарем, у нее все время обеспокоенный вид, и я отвечаю, что ищу слово «канонизировать» или «беатифицировать», или что-нибудь подобное.
А это что? – говорит она. – Это не «Жития святых».
Она берет книжку Лина Ютаня, которую я положил вверх обложкой, и начинает читать страничку, на которой я остановился.
Матерь Божья. И это ты читал? Я видела, ты держал это в руках.
Ну, я… я… я всего лишь хотел узнать, есть ли святые у китайцев.
Ах да, надо же. Стыд и позор. Мерзость. Впрочем, чего еще ждать от китайцев, от узкоглазых этих и желтокожих. Да и у тебя, как я посмотрю, глазки-то слегка раскосые. Вон отсюда. Сейчас же.
Но я читал «Жития святых».
Вон, или я главного библиотекаря позову, и она выдаст тебя полиции. Вон. Тебе бегом бы к священнику, грехи исповедовать. Вон, только сперва отдай мне читательские билеты своей бедной матери и мистера Гриффина. Я всерьез думаю, не написать ли твоей матери, да мне жаль ее, это в могилу ее сведет. Лин Ютань, надо же. Вон.
Без толку говорить с библиотекаршами, когда они так завелись. Можно ей битый час пересказывать все, что ты прочел про Бригиту, Вильгефорту, Агату, Урсулу и дев-мучениц, но у них на уме только одно какое-то слово из Лина Ютаня.
Народный парк рядом с библиотекой. День солнечный, трава сухая, и я страшно устал выпрашивать картошку и выслушивать библиотекарш, которые заводятся из-за слова «ригидный», и я смотрю на облака плывущие над памятником и ригидный засыпаю и мне снится сон о девах-мученицах в купальных костюмах на фото в «Новостях мира» которые забрасывают писателей-китайцев овечьими мочевыми пузырями и я просыпаюсь во грехе из меня течет что-то теплое и липкое о Боже копулятивный орган стоит у меня торчком гуляющие в парке с подозрением косятся на меня а матери говорят детям иди сюда милый держись от него подальше кто-нибудь позовите полицейских пусть его заберут.