Мики и Мэлаки смеются над сказкой, хотя вряд ли Мэлаки все понял. Он маленький, до Первого Причастия ему еще далеко, и он смеется просто над словом «писать». И тут Мики мне говорит, что, выслушав историю, в которой было это слово, я совершил грех, и мне перед Первым Причастием придется рассказать об этом священнику. А верно ведь, говорит Мэлаки. «Писать» - плохое слово, и рассказать священнику надо, ведь это грешное слово.
Я не знаю что мне делать. Разве можно священнику на Первой Исповеди сообщить нечто столь ужасное? Все ребята знают в чем будут каяться, чтобы приступить потом к Первому Причастию, пойти на Коллекцию, сходить в «Лирик Синема» на Джеймса Кэгни и наесться пирожных и конфет. Преподаватель помог нам разобраться с грехами, и у всех грехи одинаковые. Я ударил брата. Я соврал. Украл пенни у мамы из кошелька. Не слушался родителей, съел сосиску в пятницу.
Но теперь у меня грех, которого нет больше ни у кого, и священника он так потрясет, что меня вышвырнут из исповедальни и потащат на улицу, а там все узнают что я слушал сказку о жене Кухулина, которая стала чемпионкой Ирландии по писанию. И тогда я не смогу приступить к Первому Причастию, и мамы будут поднимать на руки своих детишек, и, тыча в меня пальцем, говорить: вот он, смотрите – как Мики Моллой, не принял Первое Причастие, ходит тут бродит во грехах, и денег не собрал, и не сходил в кино на Джеймса Кэгни.
Мне уже ни Первого Причастия не нужно, ни Коллекции. Мне нехорошо, и ни чая, ни хлеба не хочется. Странное дело, говорит мама папе, ребенок не ест ничего, и папа говорит: och, он просто переживает, у него завтра Первое Причастие. Мне хочется пойти к нему, сесть на колени и рассказать, что сделал со мной Мики Моллой, но я уже взрослый, и мне нельзя сидеть на коленях у папы - иначе Мэлаки побежит на улицу и всем раструбит, что я папенькин сынок. Мне хотелось бы поделиться своей бедой с Ангелом Седьмой Ступеньки, но он занят – летает по миру, разносит малышей. Но я на всякий случай спрашиваю папу.
Пап, а у Ангела Седьмой Ступеньки есть другие дела, кроме как детей приносить?
Есть.
А этот Ангел, он подсказал бы, как поступить, если ты не знаешь что делать?
Och, подсказал бы, сынок, разумеется. Такая как раз у них служба – даже у ангелов седьмых ступенек.
Папа надолго уходит гулять, мама берет с собой Майкла и идет навестить бабушку, Мэлаки играет на улице, и я остаюсь дома один, так что могу сесть на седьмой ступеньке и побеседовать с ангелом. Я уверен, что он прилетел, потому что седьмая ступенька теплее на ощупь, чем остальные, и в голове у меня свет. Я рассказываю ему о своей беде и слышу голос. Fear not , произносит он.
Он говорит задом наперед, и я говорю ему, что не понимаю его слов.
Do not fear , произносит голос. Расскажи свой грех священнику, и тебя простят.
На следующее утро я встаю рано, пью с папой чай и рассказываю ему про Ангела Седьмой Ступеньки. Он кладет мне руку на лоб, чтоб убедиться, что я здоров. Он спрашивает, точно ли в голове у меня был свет и я слышал голос, и что этот голос сказал.
Я говорю: голос сказал fear not, и это значит «не бойся».
Папа говорит мне, что ангел прав, и бояться не надо, и я объясняю ему, что сделал со мной Мики Моллой - рассказываю про Эмер с Большим Мочевым Пузырем, и даже произношу слово «писать», потому что ангел сказал fear not. Папа ставит на стол банку с чаем и гладит меня по голове. Och, och, och, - повторяет он, и я начинаю беспокоиться - вдруг он тоже с ума сходит, как миссис Моллой, которую то и дело увозят в психушку, - и тут он спрашивает: вот из-за чего ты переживал вчера вечером?
Я говорю: да, из-за этого переживал, и он говорит, что это не грех, и священнику сообщать не надо.
Но Ангел Седьмой Ступеньки сказал, что надо.
Хорошо. Если хочешь, расскажи священнику, но Ангел Седьмой Ступеньки так сказал лишь потому, что ты не поделился сперва со мной. Ведь лучше делиться с отцом, чем с ангелом, который просто свет и голос у тебя в голове. Правда, сынок?
Правда, папа.
За день до Первого Причастия мы идем в церковь св. Иосифа на Первую Исповедь. Преподаватель велит нам строиться парами, и если кто хоть губой пошевелит на улице, говорит он, убьет на месте, и тогда мы отправимся в ад со всеми своими грехами. Но мы все равно хвастаемся, кто больше нагрешил. Вилли Хэрольд шепчет, что видел свою сестру нагишом. Пэдди Хартиган говорит, что украл десять шиллингов из теткиного кошелька и до тошноты объелся мороженым и картошкой. Вопросник Куигли убежал из дому и полночи просидел в овраге в компании четырех коз. Я начинаю рассказывать про Кухулина и Эмер, но преподаватель замечает и дает мне тумака.