Мы становимся на колени у скамеек возле исповедальни, и я думаю: интересно, мой грех с Эмер такой же страшный, как увидеть сестру нагишом? Я уже знаю, что на свете все так: одно лучше, другое хуже. Так, и грехи бывают разные: святотатство, смертный грех, нетяжкий грех. А еще преподаватели и взрослые вообще намекают, что есть непростительный грех, и это великая тайна. Никто не знает, что это за грех, и ты думаешь: как же можно узнать, совершил ты его или нет, если не знаешь, что это такое? Вдруг я скажу священнику про Эмер с Большим Мочевым Пузырем и соревнование по писанию, и он заявит, что это непростительный грех, и вышвырнет меня из исповедальни, и я опозорюсь на весь Лимерик, и буду обречен вечно мучиться в аду, где демонам только и дела, что тыкать в меня вилами, пока совсем не истыкают.
Вилли, заходит в исповедальню, и я пытаюсь подслушать его исповедь, но слышу только шипение священника, и Вилли, когда выходит, плачет.
Настает моя очередь. В исповедальне темно, и над головой у меня висит большое распятие. Я слышу, как с другой стороны кто-то из ребят бубнит свою исповедь. Я думаю: имеет ли смысл звать Ангела Седьмой Ступеньки? Я понимаю, что он вряд ли будет околачиваться в исповедальнях, но чувствую свет в голове и голос говорит мне: fear not.
Загородка перед лицом у меня отодвигается, и священник произносит: да, дитя мое?
Благословите меня, отче, ибо я согрешил. Это моя первая исповедь.
Так, дитя мое. Какие грехи ты совершил?
Я соврал. Ударил брата. Взял пенни из маминого кошелька. Я ругался.
Так, дитя мое. Что-то еще?
Я, я слушал сказку про Кухулина и Эмер.
Это наверняка не грех, дитя мое. В конце концов, как нас уверяют некоторые писатели, Кухулин в самом конце своей жизни стал католиком, как и его король, Конор Макнесса.
Я слушал сказку про Эмер, отче, про то, как она вышла замуж за него.
И как же, дитя мое?
Она победила в состязании по писанию.
Священник учащенно дышит и, прикрыв рот рукой, кашляет, будто поперхнулся, шепча себе под нос: Матерь Божья.
Кто, кто рассказал тебе эту сказку, дитя мое?
Мики Моллой, отче.
И где он ее услышал?
Он в книжке прочел, отче.
А, в книжке. Книги, сын мой, порой опасны для детей. Отврати ум свой от глупых сказок и размышляй о житиях святых. Вспоминай святого Иосифа, святую Терезу Младенца Иисуса, смиренного и кроткого Франциска Ассизского, который любил птиц перелетных и зверей полевых. Хорошо, дитя мое?
Хорошо, отче.
Есть какие другие грехи, дитя мое?
Нет, отче.
Как епитимию прочитай три раза «Радуйся, Мария», три «Отче Наш», и особо помолись за меня.
Хорошо. Отче, а какой был самый плохой грех?
То есть?
Я хуже всех ребят, отче?
Нет, дитя мое, тебе до худших далеко. Теперь сокрушайся о своих грехах и помни, что Господь Наш всегда видит тебя. Да благословит тебя Бог, дитя мое.
День Первого Причастия – самый счастливый день твоей жизни, потому что будет Коллекция и кино с Джеймсом Кэгни в «Лирик Синема». Накануне я так возбужден, что ночью не могу уснуть до рассвета. Я бы все проспал, но тут раздается стук в дверь - за мной пришла бабушка.
Подъем, подъем! Будите этого лодыря. Самый счастливый день его жизни, а он знай себе дрыхнет.
Я бегу на кухню. Снимай-ка рубаху, говорит бабушка. Я снимаю рубашку, и меня окунают в жестяную кадку с ледяной водой. Мама меня трет, трет, бабушка трет, трет, и меня так натирают мочалкой, что я делаюсь красный, как рак.
Меня обтирают и наряжают в костюм для Первого Причастия: пиджак, белую рубашку с оборками, короткие штанишки, белые носки, черные кожаные ботинки. На руке завязывают белый атласный бант, а на лацкане пиджака прикрепляют значок с Пресвятым Сердцем Иисуса, из Которого каплет кровь и вырываются языки пламени, и Которое опоясывает жуткого вида терновый венец.
Иди-ка сюда, я тебя причешу, говорит бабушка. Гляньте, какой вихор, никак не уляжется. Этот волос не от меня тебе достался. Это с Севера Ирландии наследство, от отца тебе досталось. Такой вот волос у пресвитерианцев. Если бы твоя мама нашла себе нормального мужа – кого-нибудь из местных, то у тебя вихор бы не торчал бы как у северных этих пресвитерианцев.