Крепко сжимая в руках папку и газету, Уилд снова последовал за Паско, который плечами и локтями прокладывал себе путь сквозь толпу. Сержант догнал Паско уже у самого входа в неприветливый узкий дом, стоявший как раз напротив главной башни собора.
— Питер, — сказал он, — здесь кое-что…
Но дверь уже открылась в ответ на требовательный стук Паско, и на пороге появилась одетая в черное фигура. Человек взирал на них с изумленным презрением дворецкого викторианской эпохи, обнаружившего, что на ступеньках дома господина открыли торговлю с лотка.
— Скажите на милость, зачем понадобилось поднимать такой шум? — возмущенно спросил каноник Хорнкасл.
— Полиция, — ответил Паско. — Можно войти?
Поскольку старший инспектор задал этот вопрос, уже войдя в дом, Уилду он показался излишним. По-видимому, к такому же мнению пришел и каноник, потому что его тощее лицо сделалось красным, как плавучий лед во время охоты на морских котиков, и он возопил:
— Да как вы смеете врываться в мой дом столь бесцеремонно!
— Мне надо поговорить с вашей женой, сэр, — заявил Паско.
— С моей женой! — вскричал каноник, как будто Паско сделал ему неприличное предложение. — Так вот, имейте в виду, инспектор или кто вы там еще, что вы не поговорите с моей женой до тех пор, пока более или менее подробно не объясните мне причины, по которой вы хотите это сделать!
— Спасибо, что защищаешь меня, Юстис, но мне кажется, я достаточно взрослый человек, чтобы самой принимать решения.
Голос исходил откуда-то сверху, где кончалась темная полированная лестница, поднимавшаяся из мрачного холла, в котором даже в этот теплый день было на удивление холодно и сыро. У окна на лестничной площадке спиной к свету стояла женщина. Уилд видел только ее силуэт, и ему вполне могло показаться, что она в одной руке сжимает склянку с ядом, а другой вонзает кинжал в свое разбитое горем сердце, и алая кровь стекает по ее пеньюару. Такая романтическая картина вполне соответствовала мрачной атмосфере этого дома-склепа и внешности его хозяина, похожего на мертвеца. Но на самом деле, когда женщина спустилась в холл, на ней оказалась светло-серая блузка и твидовая юбка, а в руке она держала всего-навсего очки.
Паско устремился ей навстречу. Уже в третий раз на протяжении менее чем одного часа он сталкивался с деликатной задачей — выяснить, не собирается ли женщина, с которой он разговаривает, покончить счеты с жизнью. Пам Уотерсон он задал этот вопрос более или менее прямо. С Ширли Эпплярд положился на результаты своих собственных наблюдений. «Интересно, какой подход он выберет на этот раз?» — размышлял Уилд.
— Не могли бы мы поговорить наедине, миссис Хорнкасл? — спросил Паско.
— Нет, не могли бы, — заявил каноник угрожающим тоном, срываясь на крик. — Все, что вы хотите сказать моей жене, вы скажите только в моем присутствии!
Паско почесал в затылке и вопросительно посмотрел на миссис Хорнкасл. Он не сомневался в том, что каноник был против посвящения женщин в духовный сан и, возможно, не одобрял их присутствия в храме с непокрытыми головами, но откровенная претензия на неограниченную власть в доме — это уж слишком! Наверняка моральные нормы викторианской эпохи в какой-то момент положили конец подобному домострою.
Но миссис Хорнкасл удивила его.
— Юстис, безусловно, прав, мистер Паско, — спокойно сказала она. — Нет такого вопроса, который нельзя было бы мне задать, и такого моего ответа на него, который невозможно было бы произнести в присутствии моего мужа.
Это было либо полное подчинение, либо… неужели тотальная война? Паско посмотрел на ее спокойное лицо, на котором ничего нельзя было прочесть. Однако внезапно почувствовал уверенность на девяносто процентов, что не она писала письма Дэлзиелу. Но он не мог уйти, не удостоверившись в оставшихся десяти процентах, и спросил:
— Миссис Хорнкасл, вы писали когда-нибудь письма начальнику уголовно-следственного отдела Дэлзиелу?
— Нет, — ответила она, — не писала.
Она говорила уверенно. Но разве она ответила бы иначе? Надо попробовать надавить посильнее.
— Эти письма приходили без подписи.
Жена каноника сразу разгадала его прием и слегка улыбнулась.
— Я понимаю, что моя причастность к церкви могла сделать меня в вашем представлении иезуткой. Но я действительно никогда не писала писем мистеру Дэлзиелу ни под своим именем, ни под чужим, ни анонимно. Вы удовлетворены?
Но, прежде чем Паско успел ответить, хрупкое терпение каноника лопнуло.
— Это неслыханно! — кричал он. — Я буду жаловаться на вас шефу полиции. Как вы смеете врываться в мой дом и обвинять мою жену в том, что она писала оскорбительные анонимки?!
— Простите, сэр, но я ни в чем не обвинил вашу жену. И почему вы решили, что письма носят оскорбительный характер?
— Потому что у меня нет никаких сомнений, что этот грубиян просто напрашивается на то, чтобы его оскорбляли! — отрезал Хорнкасл. — И если они не оскорбительные, то какие же, позвольте узнать?
— Хороший вопрос, Юстис, — одобрительно заметила его жена. — Мне тоже было бы интересно узнать, на что я, по вашему мнению, способна, мистер Паско. Так что, скажите, пожалуйста, содержание писем угрожающее или подстрекательское? Неприличное, может быть?
Каноник чуть было снова не пришел в ярость, но Паско поспешил ответить:
— Некоторым образом угрожающее. Но угрожали не мистеру Дэлзиелу. Автор письма угрожала самой себе.
— Хотите сказать, это была угроза совершить самоубийство? — спросила миссис Хорнкасл. — Бедная женщина! Я всей душой желаю, чтобы вы ее нашли.
— Вы что же, пришли сюда, чтобы обвинить мою жену в желании совершить самоубийство?! — вскричал каноник, выйдя на качественно новый уровень негодования и возмущения.
Его жена сочла необходимым объяснить присутствующим его реакцию.
— Согласно градации грехов, принятой церковью, самоубийство — один из самых тяжких, — проговорила она назидательно. — Думаю, что мой муж предпочел бы, чтобы письма были неприличного содержания.
— Дороти, что это на тебя нашло? — воскликнул Хорнкасл с искренним, хотя и несколько преувеличенным, изумлением. — Я полагаю, тебе лучше пройти в гостиную, а я тем временем выставлю этих господ за дверь.
— Нет, спасибо, Юстис, — ответила она, — Я провожу мистера Паско и его коллегу. А потом вернусь в свою комнату и буду смотреть, как по соборной площади пройдет процессия. Я ни за что на свете не пропущу этого зрелища. Знаете, мистер Паско, я ведь помогала Чанг и познакомилась с вашей женой, мы с ней несколько раз беседовали, и она мне очень понравилась.
— Я очень рад, — улыбнулся Паско.
— Дороти! Ты разве не слышала, что я сказал? В гостиную! Сейчас же! Мне надо о многом с тобой поговорить.
Паско никогда не видел каноника в таком возбужденном состоянии.
— А я хочу кое-что сказать тебе, дорогой, — задумчиво ответила его жена. — Чанг говорила, что придет время и… а я не поверила ей. Но она была права. Она великолепна, правда, мистер Паско? Не будь ее, я, вероятно, действительно начала бы писать письма если и не мистеру Дэлзиелу, то, во всяком случае, на ту же самую тему, что эта несчастная женщина.
— Дороти, ты слышишь меня?! Я запрещаю тебе продолжать разговаривать с этим человеком!
Это был отчаянный крик колдуна, который начал подозревать, что его чудодейственное зелье протухло.
Ноздри Дороти Хорнкасл слегка затрепетали, словно у зверька, почуявшего опасность. Потом она весело улыбнулась и проговорила:
— Я слышу, что ты говоришь, Юстис. Но боюсь, я не стану больше тебя слушаться. Как это там Чанг говорила? Ах, да… вспомнила. Юстис, шел бы ты в задницу!
Это был волшебный миг, испорченный, однако, тем, что именно в это мгновение полностью развеялись последние сомнения Паско — Дороти Хорнкасл не была Смуглой Дамой. А это означало, что ему не удалось предотвратить самоубийство и таинственная незнакомка сделает то, о чем писала в своем последнем письме.