— Мёртвые лошади выносливее живых и пройти могут там, где не прошли бы живые, так что не жалейте их, — напутствовал Тассариан. — Ну, Рен в курсе, разберётся. Как доберётесь — сразу ведите Мартина к Лестейну, дальше он его забота. Скажите, чтобы нас с этим не ждал и не посылал никого за нами.
— Спасибо вам, — сказал Мартин и смущённо глянул на Кольтиру. Тот махнул рукой.
— Отблагодари меня, свалив отсюда.
— Он хотел сказать — всегда пожалуйста, — поправил Тассариан.
— Нет, я хотел послать его на хуй, но побоялся, что меня разразит гром.
— Вперёд, — скомандовал Рен.
— Ээ… поехали, пожалуйста, — с опаской обратился Эрен к коню Тассариана.
Конь Кольтиры встал на дыбы, чуть не сбросив Зендари, и рванулся вперёд.
— Ох, я была неправаааа… — простонала Зендари, и Кольтира довольно улыбнулся, провожая их взглядом.
Тассариан обернулся к нему, потёр ладони и бодро спросил:
— Ну что? Пешкодрапчик?
— Ёбаная пехота, — тоскливо отозвался Кольтира. — Надо было всё-таки им поднять тебя вурдалаком.
— Ну и кто б тогда убил тебя?
— Хороший вопрос. Обсудим по пути как раз.
Путь домой занял около суток. Рен гнал их вперёд и Тейрис в кои-то веки был с ним согласен. Они делали небольшие привалы, ночью остановились на четыре часа и снова двинулись в путь. Лошади мертвецов действительно были неутомимы. Рен кормил их какой-то дрянью из мешка, им хватало, но Тейрису всё время казалось, что конь Кольтиры поглядывает на него с явным намерением сожрать.
Следующим утром они въехали в лагерь. Рыцарь смерти из другого отряда, темноволосый человек по имени Крейс, направлявшийся к одному из домов, когда они въехали в ворота, подбежал и по просьбе Рена забрал и увёл коней. Лестейн уже сидел над какими-то бумажками, но вскочил, как только адъютант доложил об их возвращении, и встретил их, тяжело опираясь на стол и пытаясь выглядеть сурово, но всем, кто хорошо его знал, было очевидно, какое облегчение он испытывает.
Мартина забрали в тот же день. Маги из Даларана открыли портал прямо во двор крепости, двое паладинов деловито вышли оттуда, пожали руку Лестейну, поблагодарили за службу, увели Мартина, и командир ещё какое-то время стоял в опустевшем дворе, задумчиво глядя на то место, где только что был и уже закрылся портал. Потом встрепенулся, резко развернулся и быстрым шагом направился обратно в свой кабинет, заниматься насущными делами.
С остальными Мартин попрощался раньше.
— Спасибо, что спасли меня, — неловко поблагодарил он и неуверенно улыбнулся.
Тейрис развёл руками в приглашающем жесте.
— Обращайся! Спасибо, что спас нас!
Все рассмеялись, будто это была ерунда и не было всего сутки назад этого жуткого безнадёжного боя, и они не думали, что останутся в том лесу навсегда. Тейрис знал, что через несколько часов, когда они наконец почувствуют себя в безопасности и расслабятся, тяжесть и страх прошедших дней нагонят их, как взрывная волна, всколыхнут ужас, вернут боль в тело, породят образы в сознании — крики, которые уже давно затихли, удары, которые прошли мимо. И тогда, возможно, они потянутся друг к другу, и соберутся посреди ночи в таверне, где дежурит сонный помощник хозяйки. Она давно бросила затею закрываться на ночь, потому что уставшая и голодная солдатня, вернувшаяся с задания, вечно ломилась в дверь. А может они будут сидеть по своим комнатам и вздрагивать от перестука копыт и лязга железа во дворе, и со смешанным чувством отчаяния и возбуждения погружаться в свои видения, говорить с голосами в своей голове и вскакивать, отражая атаку невидимого врага, и оплакивать тех, кто умер давным-давно, но будто бы сейчас.
Уже стемнело, когда Тейрис постучался в комнату Рена. Их офицерские звания позволяли иметь личное жильё, и они оба выбрали комнаты в крепости. Телан и Эрен жили в старом отстроенном заново деревенском доме, Зендари по неизвестной никому причине обжила чердак в доме по соседству, в котором жили ещё трое хилов.
— Это я, — негромко пояснил Тейрис, рассудив, что Рен может и не открыть неизвестно кому.
Дверь отворилась и Рен пару секунд молча смотрел на него. А потом так же молча отошёл в сторону. Тейрис зашёл и сел на кровать. Света не было и паладин, подумав, не стал просить о нём. Из наполовину закрытого ставнями окна на пол падал луч уличного фонаря, и этого было достаточно. Рен закрыл дверь, подошёл и лёг на кровать. Тейрис спросил, не оборачиваясь:
— Как рёбра?
— Ничего. Как голова? — в свою очередь спросил Рен.
— Да тоже ничего, — ответил Тейрис.
Они помолчали.
— Останешься? — спросил дк.
— Ага, — ответил паладин, скинул сапоги и лёг рядом.
Они лежали в темноте, повернувшись друг другу, укрывшись тяжёлыми грубыми одеялами. Ночью поднялся ветер, и невысокое деревце под окном гнулось, перекрывая ветвями свет фонаря, и тогда изогнутые, дрожащие тени метались по комнате. Тейрису почудилось, как снова проносится перед глазами светлеющее небо, и занесённый для удара топор, он поёжился и с усилием моргнул, стараясь отогнать видения. Рен пошевелился, будто хотел дотронуться до него, но не стал. Они так и лежали, не касаясь друг друга, просто рядом, чтобы не быть одним. Порыв ветра снова согнул дерево, и на мгновение в комнате стало совсем темно.
— Я на секунду испугался, — сказал Тейрис. — Там, ну когда ты… в общем, что ты не вернёшься.
И он вспомнил, как Рен стоял, опустившись на одно колено, и Тассариан звал его, а он не отвечал и смотрел заледеневшим взглядом в пустоту, словно ничего не было вокруг.
Рен ответил не сразу и Тейрис уже подумал, что зря он об этом, но тут дк наконец заговорил.
— Что если в другой раз я не смогу? — тихо спросил он. — Я почти хотел этого, почти сдался. Что если в другой раз…
— Нет, — твёрдо ответил Тейрис, прервав его на полуслове.
Рен смотрел ему в глаза и ждал, без злости, без напора, просто ждал, будто Тейрис мог ответить сейчас на все его вопросы.
— Нет, — повторил паладин, — я знаю тебя.
— А что если нет? — настойчиво спросил Рен и вдруг заговорил быстро и горько: — Я столько всего сделал за пятнадцать лет. Мы все столько всего сделали. Мы… не мы, понимаешь? Сами не знаем, кто мы. Может и нужно только такое правосудие для нас, как у Мартина?
— Мне плевать на правосудие, — тихо и жёстко ответил Тейрис, и сам в этот момент понял для себя, чётко и ясно, что это так.
Рен осёкся и, казалось, даже растерялся на секунду.
— Ты паладин, ты и есть правосудие Света, — возразил он.
— Не для тебя, — сказал Тейрис.
Рен молчал, Тейрис вытащил руку из-под одеяла, обнял его за шею и с силой притянул к себе, прижимаясь лбом к его лбу.
— Не для тебя, слышишь? Мне плевать, кто я там есть и что я должен. Плевать на правосудие, плевать на твои грехи, я отказываюсь судить их. И тебя. Свет мне свидетель. С этого момента и навсегда. Ты понял меня?
Рен закрыл глаза и прошептал в ответ:
— Да.
Обрящут отчаявшиеся — надежду, измученные — утешение, потерянные поднимут глаза и узрят, как рассеивается мгла, открывая путь. Испепелённые собственной ненавистью возродятся в мире, радость вновь познают скорбящие, мертвые вспомнят о жизни, а живые заглянут в глаза смерти и не убоятся её. Проклятые, сломленные, бредущие во тьме, отказавшие сами себе в искуплении отыщут то, во что более всего потеряли веру: прощение.