От размышлений его оторвал внезапный переполох: Эрек и Мери вскочили и заметались, не в силах решить, что безопасней — бежать прятаться или остаться возле людей. «Явный прогресс, — отметил Семен. — Раньше, чуть что, убегали не задумываясь!» Хью тоже был испуган — он напряженно всматривался в противоположную от реки сторону.
По мнению Семена, рассматривать там было решительно нечего — близкие склоны пологих холмов загораживали горизонт, и ничего интересного на них не было. Он отчасти и выбрал это место для стоянки в расчете на некоторую защиту от ветра. Тем не менее спутники почувствовали нечто, и нужно было реагировать — Семен принялся натягивать тетиву арбалета. Натянуть ее он успел, а вот вложить в желоб болт — нет. Послышался отдаленный трубный рев, а потом ступни ощутили легкое подрагивание почвы...
Семен стоял спиной к вигваму, лицом к степи и смотрел, как на перегибе склона возникает темное пятно, как оно превращается в мамонта... И этот мамонт мчится, задрав хобот, не куда-нибудь, а прямо сюда!
Вообще-то мамонты, как и слоны, не бегают в обычном смысле слова, но быстро передвигаться умеют...
Почему-то сразу стало ясно, что зверь смертельно напуган. Потом понятно, что в лагерь он, пожалуй, не влетит — промахнется. И наконец, сопоставив масштабы и расстояния, Семен сообразил, что мамонт довольно маленький — детеныш, наверное.
Этот лохматый детеныш с топотом промчался метрах в двадцати от вигвама, влетел в воду, попытался бежать и дальше, но упал и начал копошиться, пытаясь встать на ноги.
Жуткая догадка мелькнула в мозгах Семена, и он стал всматриваться в близкий горизонт. Собственно говоря, особых усилий не потребовалось: силуэты саблезубов четко выделялись на фоне вечернего неба. «Раз, два, три... шесть, — посчитал Семен. — Со всех сторон обложили, кошары чертовы! Это, надо полагать, кот надо мной глумится: „Нужна тебе добыча? Так заполучи прямо к костру!" Мамонтенка у кого-то отбили, гады...»
Рассматривать саблезубов долго не пришлось — они как бы продемонстрировали себя, обозначили свое присутствие и исчезли. Семен сбросил тетиву с зацепа и стал думать, как жить дальше. Мамонт стоял в воде и шумно дышал. Похоже, лезть в глубину он боялся, выходить на берег — тоже. Семен вздохнул и пошел к костру.
Насмерть перепуганные Эрек и Мери сидели в обнимку, прижавшись к покрышке вигвама, хьюгг куда-то успел спрятаться. Только Ветка спокойно стояла у костра и рассматривала нового гостя. «Ясное дело, — подумал Семен. — Все, кроме нормальных людей, ощутили или услышали „акустическую" атаку саблезубов — им страшно, а нам хоть бы хны. Впрочем, если б они захотели, то и нас бы перепугали — гордиться тут нечем. Но каков кот, а?!»
— Нравится? — спросил Семен свою женщину. — Погладить не хочешь? Смотри, какой ма-аленький!
— Хочу! — заявила Ветка. — Только он в воде, а она холодная. Позови его сюда!
— Не пойдет, наверное, — вздохнул Семен. — Тут же все саблезубами пропахло. Слушай, а вдруг за ним родители придут? Бивнями нас забодают и ногами затопчут. Может, прогнать его, а?
— Не надо, Семхон! Давай ему лучше травки нарвем! А мамонтам ты скажешь, что мы его не обижали, что его тигры перепугали — смотри, прямо дрожит весь!
Семен припомнил, как в стране хьюггов на его глазах мамонтиха обрекла себя на мучительную смерть ради спасения детеныша. «Что-то сомнительно, чтобы мамонты позволили отбить кого-то из молодняка — даже саблезубам. Тогда откуда он взялся? Неужели... А, собственно, почему бы не спросить его самого? Он же не сосунок несмышленый — с меня ростом, наверное. Ему, может быть, уже не один год. Правда, нельзя сказать, что такая попытка — не пытка, поскольку опять голова будет болеть. Или на сегодня хватит?»
Так или иначе, но перспектива встречи с разъяренными родителями Семена никак не устраивала. Мысль пристрелить мамонтенка и надолго обеспечить себя мясом ему и в голову не приходила — судя по рассказам лоуринов, людей мамонты не боятся и при малейшем подозрении атакуют не задумываясь. Не возражают они лишь против добивания умирающих сородичей. Правда, сейчас все в этом мире меняется и, разумеется, не в лучшую сторону. Так что...
Семен свернул в рулон свою старую рубаху и уселся на нее напротив стоящего в воде мамонта. При его приближении животное развернулось и двинулось было в глубину. Однако вода явно пугала, и оно вернулось на прежнее место.
— Ну, что ты дергаешься? — устало заговорил Семен. — Никто тебя больше ни пугать, ни есть не будет. Стой спокойно, а еще лучше выходи, а то брюхо простудишь...
Он довольно долго нес какую-то успокоительную чушь вперемешку с мысленными «посылами». Язык у него устал, головная боль набирала силу, а ничего путного не получалось. Некое подобие ментального контакта возникло уже в сумерках. Они, наконец, встретились взглядами, и в переутомленном мозгу Семена поплыли какие-то зрительно-эмоциональные образы, приправленные чем-то непонятным — наверное, данными слуха и обоняния. Степь — трава — еда; фигуры «своих» — пасущиеся мамонты; степь — трава — еда; фигурки людей с палками — страх, беда; движение по степи — страх, хочется есть; трава — еда, чувство безопасности — рядом кто-то очень «свой»; и снова фигурки людей, страх, движение и так далее...
Собственно говоря, мамонт не «передавал» ничего Семену, он как бы молча стенал, тоскуя от безысходности и горя. Собрав последние силы, Семен «перекинул» ему молчаливый вопрос о судьбе того «своего», который был с ним. И получил ответ, точнее, отклик в сознании мамонта — клубящиеся, переплетающиеся сгустки горя и ужаса. Сквозь них проступило знакомое — распадок, лежащий на боку мамонт, саблезубы...