– А я тебя нашел! – крикнул я с радостью, открывая глаза.
Лиля настырно стояла за деревом, несмотря на пляску огней и мой провокационный крик. Хихикать она перестала, ее тень теперь недвижно лежала на траве.
Я подкрался к дереву и заглянул за него.
– Попалась!
Лиля вздрогнула, а потом насупилась, поглядывая на меня с обидой.
– Так нечестно, нечестно! – с досадой сказала она. – Твои огни меня нашли.
Я не знал, что сказать. Огоньки тут были ни при чем – так, для развлечения и тренировки.
– Папа, а когда я смогу управлять ими? – спросила она. Ее большие серо-зеленые, как у меня, глаза полнились надеждой.
Сказать «никогда» я никак не решался. Во-первых, не был точно уверен, что в будущем она действительно не сможет управлять магией. Во-вторых, не хотел так огорчать дочь, пусть сперва повзрослеет, года на три-четыре.
Она протянула ручонку и коснулась огонька над головой. Хихикнула, когда он закачался на кончике пальца, точно тяжелый шмель на тонком лепестке. Я не стал ей мешать.
Некоторое время Лиля рассматривала пойманный огонек, а затем начала его поглощать. Огонек растаял на кончике пальца, точно льдинка на солнце, и тонкими желтыми струйками потек под кожей, собираясь внутри ладони в лужицу.
– Пап, научи меня?
– А хворост кто будет собирать? – хитрил я. – Мама, наверное, нас уже заждалась.
– Пап, ну, пап!..
Хитрость не помогла. Не то чтобы я не желал учить дочь, просто огорчать ее не хотелось. А она обязательно расстроится, расхнычется, когда магия, вопреки желанию, так и не уйдет из тела.
– Ну хорошо, – нехотя сказал я и опустил охапку хвороста. – Давай попробуем.
Она вытянула ручку, не сводя глаз с ладошки, где сияла желтая лужица магии.
– Что ты чувствуешь?
– Тепло и… щекотно.
– А боли нет?
– Ни капельки, – покачала она головой.
– Хорошо. Магию ты ощущаешь. А сейчас попробуй передвинуть это пятно. Представь, что оно находится не в твоей ладони, а лежит на ней. Ну как монетка. Поняла?
– Поняла.
– Что ж, теперь вообрази, как эта монетка сама собой ползет. Туда, к пальцам.
Лиля сосредоточенно посмотрела на ладонь: пятно света не дрогнуло.
– Не получается, – огорчилась она, опустив руку.
– А ты попробуй еще раз, – посоветовал я, и сам уставился на ее ладошку. – Ну давай?
Мне придется еще об этом пожалеть. Пятно света, подрагивая, медленно поползло под кожей, повинуясь моей воле.
– Получается, получается! – радостно воскликнула Лиля. – Папа, папа, ты видишь?
– Вижу, вижу. Ты молодец! – Я едва заметно шевельнул пальцами, возвращая огоньки себе, в том числе и тот, который сиял в ладони дочурки и стал немым свидетелем обмана. – Придется тебя наградить. Только вот как? – Я с трудом выдавил улыбку.
– Грушу, грушу!
– Ну раз ты так хочешь, будет тебе груш целая корзина.
– А когда?
– Скоро, доченька, очень скоро…
Дзинь-дзинь-дзинь! Монетки медным дождем посыпались на широкую и мозолистую ладонь пожилого торговца.
Его звали Анбаром, но на рынке все называли его бандитом. Где купить лучшие фрукты? Известно где – у бандита, его лавка вон там. Рожа у него и впрямь была самая что ни на есть бандитская – в шрамах и рытвинах, словно под медвежьи когти попавшая, и вечно небритая; да к тому же под серой повязкой пряталась пустая глазница. Одним словом, бандит. Им, впрочем, торговец не был. А был он бесхитростным и добрым мужиком. Жена его умерла несколько лет назад, детей небожители не дали – вот и одичал от одиночества, только великолепный сад и остался.
Пока Анбар равнодушно пересчитывал медяки, я наполнял корзину грушами. Хороши были груши. Одна к одной, твердые, без червоточин – такие и к королевскому столу не стыдно подать. Лильке понравится.
Торговец бросил горсть медяков в карман и даже не заглянул в корзину (а вдруг я лишку положил?), зато как-то странно посмотрел на меня единственным глазом – черным, сверкающим и почему-то недобрым.
– Марта, – с непонятным мне беспокойством прошептал он имя моей жены.
– Что – Марта? – не понял я.
– Она… – Его вдруг передернуло, и он зачем-то схватил меня трясущейся рукой. – Она…
Я дернулся, едва не опрокинув корзину, но торговец и не думал меня отпускать. Наоборот – сильнее прежнего стиснул пальцы на моем запястье и снова прошептал:
– Марта… Ей…
Вид у торговца был такой, будто он видел нечто ужасное. Как у пророка, чей разум устремился сквозь время и пространство.
– Анбар, что ты делаешь?
Вместо ответа торговец дернул меня к себе и зачем-то сдвинул старую повязку, обнажив пустую глазницу.
– Ты видишь? – он смотрел на меня и как будто мимо. – Видишь? Это?..
Вдоль позвоночника забегал холодок. Я опять дернулся, но Анбар держал меня мертвой хваткой. Он больше ничего не говорил, его губы подрагивали, а пальцы стали холодны как лед.
В пустой глазнице кружилась тьма. Густая. Пугающая. Колдовская тьма, куда я, вопреки собственной воле, нырнул, потеряв счет времени…
Хресь! Дверь легко сошла с петель и грохнулась об пол в мертвой тишине. Не пели птицы, не стрекотали кузнечики и не гудели жуки. Хотя на дворе стояла ранняя осень.
Мрак растаял окончательно и я увидел незнакомца. Он стоял возле порога. Возле порога… моего дома. Незваный гость был высок и одет неброско; короткий темно-синий плащ колыхался на ветру, как и просторные черные штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги; капюшон затенял лицо. Чужак опирался на длинный посох и стоял столбом, как будто дожидался приглашения.
Марта выбежала к порогу и, увидев чужака, замерла бледной статуей. Появилась и Лиля, с испугом посматривая то на выставленную дверь, то на незваного гостя.
– Отдай мне ее, – вдруг сказал чужак. Голос его был глухим и злым, как звуки орочьего барабана. – Отдай мне свою дочь.
Марта завертела головой, словно отыскивая помощь. Ей ничего не оставалось делать, кроме как закричать:
– ПОМОГИТЕ!!!
Проклятье! Я был поблизости, но не мог ни шевельнуться, ни подать голос. Невидимые, нервущиеся путы обвивали меня огромными змеями. А попытки вырваться только причиняли боль и высасывали остатки сил.
– Отдай мне ее, – повторил незнакомец. – И тогда никто не погибнет.
Марта заслонила собой Лилю.
– Что ж, ты сделала свой выбор, – произнес колдун и резко ударил Марту в лицо.
Ее далеко отбросило, она попыталась подняться – не вышло.
«Беги, беги! – в мыслях кричал я дочери, со страхом в душе наблюдая, как она склонилась над матерью. – Ну беги же! Беги!»
Но она не бежала, решив остаться с мамой. А этот ублюдок уже шел к ним. Уверенно и не оглядываясь; тук-тук – стучал его посох о половицы.
Небеса, дайте свободу! Хотя бы на миг!
Я дернулся из последних сил, но путы сдавили меня еще сильнее.
Колдун оторвал Лилю от матери, схватил мою дочку под мышку, точно купленного барашка, и молча пошел прочь.
– Мама, мама!
Лиля кричала, плакала, тянула ручки к матери и звала меня.
«Нет, не нужно! – в испуге вскрикнул я, когда Марта схватилась за вилы. – Тебе его не одолеть!»
Но, как и дочь, Марта не слышала ни единого моего слова. Выставив вилы, она с яростным криком бросилась на колдуна. Тот внезапно обернулся, едва не выронив мою дочь, и, сжав тонкие пальцы, унизанные перстнями, выбросил руку вперед.
Сквозь плач и крики моей дочери прорвался звук лопнувшей гуслярной струны, ветвистая серебристо-алая молния на мгновение пробежала между колдуном и моей женой. Время будто замедлилось. Я увидел, как рукоять вил пошла трещиной, с хрустом выбрасывая искры и щепки, а потом и вовсе вспыхнула ярким пламенем.
«Нет, нет, нет!» – билось в голове.
Марта упала рядом с горящими вилами. Она не шевелилась, от ее тела шел дым, кожа покрылась волдырями ожогов. После такой колдовской атаки не выживают даже маги.