Подобная молитва является, по своей сути, пришествием света Христова, открывающего нам «Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9:1). Господь Иисус Христос, явленный в нашем духе, становится нашей истинной вечной жизнью, соединяющей нас с Отцом Истины: «Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте» (Мк. 9:7). Насколько мы исполняем евангельские заповеди, настолько мы соединяемся с Сыном Божиим. Насколько мы постигли Сына, настолько открывается нам Отец Небесный. Познание Отца в благодатной молитве есть познание через Сына Отчей любви. Таким образом, созерцательная молитва в Духе Святом возводит наш дух в жизнь Святой Троицы: «Я открыл им Имя Твое, и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17:26).
Те, кто довольствуются одной молитвой, не достигают возможного для человека совершенства, хотя и постигают Бога более глубоко, чем стремящиеся постичь Его одним интеллектом. Ни интеллектуальное богословие, ни молитва, даже горячая, но без умного богословского видения, не являются совершенством. Лишь постижение, включающее в себя оба указанных понимания, как единую жизнь в Духе, приближается к полноте Богопознания. Духовный подвиг состоит не только в том, чтобы стяжать благодать, но и и в том, чтобы хранить приобретенное состояние духа, даже когда благодать отходит, а именно, не отдавать ум старым привычкам рассудочного мышления. Нужно научиться не бороться со злом, а удерживать ум от зла. Преследуя зло, святым не стать, а злым станешь. Если мы научимся удерживать ум от впадения в греховные состояния, то несозданный свет созерцания поглощает этот ум, раскрывая в нас Божественное присутствие Христа.
Пока не придет всеутверждающее действие Божественной благодати, всякая аскетика и всякий подвиг человека останутся лишь человеческим действием и, следовательно, тленным. На самом деле весь духовный подвиг сводится к поиску слияния нашей веры с жизнью Самого Бога. Выражается этот поиск в молитве, но главным образом — в непрестанной молитве. Наиболее совершенной является чистая молитва, поэтому она есть вершина всех аскетических практик. Но священное созерцание является даром Самого Бога и, как таковое, находится по ту сторону земных усилий. Как говорил прп. Пафнутий, есть три отречения. Первое — отречение от мира, второе — отречение от страстей, как телесных, так и душевных, и третье — отречение от всего видимого и временного, когда мы собираем ум в сердце и в совершенном безмыслии, то есть умном безмолвии, заключаем его там, погружаясь духом в созерцание невидимого и вечного.
Практическое погружение ума в созерцание состоит в следующем: прекрати, насколько возможно, всякие мирские разговоры. Успокой дыхание так, чтобы оно было едва заметно. Научись пребывать в неподвижности тела, начиная с получаса, а затем постепенно увеличивая до часа и более, пока не придешь к совершенной неподвижности ума без всяких отвлечений. Практикуя так без устали днем и ночью, не стремись ни к каким видениям и озарениям, не цепляясь ни за что внутреннее и внешнее, и через непрестанную покаянную молитву ты несомненно полностью соединишься со Христом. Это и есть настоящее отречение и совершенное безстрастие. Все мирские попечения полностью оставляют созерцающее сердце, в котором начинает действовать благодатное молитвенное созерцание «во всяком благочестии и чистоте». Божественная любовь ко всем людям рождается и возрастает в нем, окрыляясь неизреченными действиями Святого Духа.
Благодатная молитва приносит духу нашему свет и творит нас причастниками славы Божией. Само видение Небесного света происходит в тот момент, когда человек его совсем не ожидает, ибо «не придет Царствие Божие приметным образом» (Лк. 17:20), как Отцы говорят, — с ожиданием. Но случается это внезапно и чаще всего во время молитвы. А предваряется такое видение особым миром души и несет в себе кроткую умиротворяющую любовь и подлинное воскресение души. Оно всецело есть плод покаяния и прощения грехов. Оно приходит к смиренным в день, в который не ожидаешь, и в час, о котором не думаешь. Святые покрывают благоговейным молчанием это таинство.