— В спальне Драко, где еще, — протяжно произнес Люциус. — Лучше не ходи, Сев.
— Что значит, не ходи?
— Мало ли, желчью изойдешь от зависти, — сказал Малфой-старший.
— Чему мне тут завидовать? — пожал плечами Снейп. — Я отдам зелье и уйду.
— Ну-ну, — пробормотал Люциус.
Добравшись до спальни, расположенной на втором этаже, профессор деликатно постучал. В ответ послышались какие-то смешки и возня.
— Драко? — Снейп приоткрыл дверь и замер. Драко и Гилдерой валялись на сбившихся простынях в чем мать родила и обмазывали друг друга магловскими сливками из тюбика. На подбородке Локхарта красовалась сливочная борода. Драко выдавил немного сливок на нос поэту, изобразив свиной пятачок.
«Мунго на дому», — подумал Снейп.
— О, Северус, хочешь присоединиться? — спросил Драко. Он развернулся к Снейпу, и тот увидел на его лице нарисованные сливками очки. — Я тебе никого не напоминаю, а? — хихикнул он.
— И что все это значит? — с недоумением спросил Снейп, ожидавший увидеть скорбное бдение у постели больного.
— А то и значит. Гарри Поттер и Свинтус, — сказал Драко. Гилдерой счастливо хрюкнул. — Или нет, не так, — Драко наклонился к поэту и слизал с его носа «пятачок»: — Гарри Поттер и Санта.
«Гребаная мантикора», — чуть не сказал вслух Снейп.
Поэт вдруг взял в ладони лицо юноши и медленно и нежно слизал импровизированные очки.
— Поттер увидел своего профессора и слинял, — засмеялся Гилдерой, и, выхватив тюбик, пририсовал хохочущему Драко кошачьи усы. — Альбус и Минерва, похоже?
— Он разговаривает? — открыл рот Снейп.
— Некрасиво в присутствии человека называть его «он», — тоном отца сказал Драко. Повернувшись к Снейпу, юноша свесил ноги с кровати, и профессор заметил на его члене любовно нарисованные цветочки из сливок. Чувство, подозрительно похожее на ревность, укололо тонкой ядовитой иглой сердце Северуса Снейпа.
— Я принес зелье для восстановления памяти, — холодно сказал он, отгоняя непрошенную мысль о слизывании цветочков. — Но я так понимаю, можно было не утруждаться.
— Мерлин! Северус, у вас и вправду есть это зелье? — вскочил Локхарт. Снейп метнул взгляд на обнаженного мужчину, и еще одна нехорошая игла уязвила его сердце: ревность была небезосновательной. Можно сказать, имела достаточно веское основание, мрачно подумал он.
— Вам оно не нужно, как я понял, — вежливо произнес Снейп, избегая смотреть туда, куда уже опрометчиво посмотрел.
— Не мне. Лонгоботтомам, Фрэнку и Алисе! У вас хватит на двоих?
— Мне нет дела до Лонгботтомов, — буркнул Снейп.
— Северус, не притворяйся хуже, чем ты есть! — воскликнул Драко. — Раньше мне было плевать на Лонгботтомов, но я не задумывался, как страшно, когда близкий человек тебя не узнает… И Гилли тебя просит, и я прошу. Ну пожалуйста, — он вдруг встал, подбежал к профессору и обнял его за шею, безжалостно измазывая сливками любимую мантию Снейпа: — Мы оба тебя просим!
— Хорошо, хорошо, — поспешно сказал Северус, отталкивая от себя Драко, пока тот не почувствовал нездоровый интерес к происходящему некой части его тела, этой самой мантией скрытой.
— Спасибо, — обрадовался Драко. Он вдруг полез в какой-то пакет возле кровати, выудил оттуда еще один тюбик сливок и протянул его Северусу: — Держи. Это для Гарри, — сказал он.
Чувствуя себя последним идиотом, Снейп спустился вниз, где полулежал в плетеном кресле подвыпивший Люциус, в блаженстве покуривающий загадочное сухое зелье.
— Наливай, — обреченно сказал Снейп.
*****
Теплоход «Симфония» издал низкий протяжный гудок и неторопливо отошел от Вестминстерского причала. Вслед отплывающему теплоходу доносились звуки провожающего оркестра.
Гарри и Северус стояли на палубе, опираясь на фальшборт, и глядели вниз на сверкающую воду в отражениях огней. Гарри положил свою ладонь поверх руки Снейпа.
— На каждой практике ты обещал мне эту прогулку. Почему? — с любопытством спросил он. — Почему теплоход, а не Лондонский Глаз, к примеру?
Северус вздохнул.
— Помнишь, я сказал тебе, что давно… думаю о тебе. На самом деле ты был в моих мыслях с той секунды, как переступил порог Большого зала. Но однажды, когда я перестал видеть в тебе только ребенка…
— Когда это? — Гарри сжал пальцами его руку. Он больше не глядел на огни вечернего Лондона. Он смотрел в лицо Северуса, тонул в черных печальных глазах, околдованный странной нежностью и горечью, спрятанной в самой глубине.
— Тремудрый турнир, — сказал Снейп. — Я не знал, что я чувствую к тебе… до этого не знал, Гарри, — он вдруг схватил юношу за плечи и сжал почти до боли. — Я чуть не обезумел, пока ты испытывал судьбу в проклятом турнире! И потом чуть не сошел с ума, когда понял… что ты для меня значишь, — тихо добавил он и прижал к себе юношу, так крепко и нежно, что Гарри вдруг подумал — если бывают на свете счастливые люди, то он — один из них.