Выбрать главу

- Если вопросы закончены, то позвольте мне с юными одаренными удалиться, - хмыкнул Фонтей, подхватывая нас с Юркой под руки.

Не подозревала, что к кабинету Кремера прилегает еще одна комната, в которую мы и вышли. Просторная и очень несовременная. Она больше напоминала спальню и, похоже, что Элазар сам ее обставлял, по своему вкусу. Потому что в достаточно современный дизайн самого помещения совсем не вписывалась кровать – огромный деревянный монстр на львиных лапах со столбами по углам, на которых покоился тяжелый бархатный балдахин (кто бы сомневался!) насыщенного фиолетового цвета. Письменный стол мне уже приходилось видеть во сне. Я улыбнулась своим мыслям, великий чародей имел одну пикантную черту своего характера – он привыкал к вещам и не желал с ними расставаться. Хорошо, что не потащил сюда все сундуки из того странного места.

- Присаживайтесь, молодые люди, присаживайтесь, - многообещающе сказал нам Фонтей.

Вопрос – куда? Не на кровать же? Во всей комнате, кроме одного хозяйского кресла, больше стульев не наблюдалось. Проследив за моим взглядом, дед усмехнулся и щелкнул пальцами. Тут же появились три мягких сиреневых пуфа и низкий столик на гнутых ножках, на котором стояли чашки с дымящимся напитком и тарелки с бутербродами, пирожками и крошечными кексами.

- Поскольку завтрака я вас лишил, то будет справедливо, если прием пищи компенсирую маленьким чаепитием.

В такое напряженное время о еде думалось в последнюю очередь, но угощение выглядело весьма аппетитно. А говорить за столом всегда приятнее, и беседа обычно протекает продуктивнее поэтому, не долго думая, мы с Юркой направились к пуфам, но дойти не успели.

Так и застыли на месте, переглянувшись. В кабинете Кремера раздался сдавленных писк, переходящий в протяжный стон. Помня слова Элазара о том, что процедура болезненная, я похолодела. В голове одна за другой возникали самые страшные картины. Кричал, по всей видимости, тот самый дотошный пожилой маг. Его, наверняка, коллеги за длинный язык отправили на экзекуцию первым.

- Да, звуки не более приятны, чем сам вид этой процедуры, - скривился Фонтей, щелкая пальцами.

Тишина наступила, но спокойнее не стало. Разве можно делать вид, что ничего не случилось, услышав наполненные страданием звуки? Лично я вряд ли смогла бы после такого спокойно пить чай и лопать пирожки, а вот Юрка угнездился на ближайший пуф и спросил чародея:

- Проверяете души на целостность?

- О? – удивился дед, тоже присаживаясь за стол. Он лукаво посмотрел на Едемского. – Юноша знает толк в древней магии?

- Что вы! – смутился тот. – До нас дошло так мало информации, что я фактически собирал ее по кусочкам, изучая старинные летописи.

- Увлекаетесь историей? Еще более похвально для столь юного отрока! – похвалил его Фонтей и строго посмотрел на застывшую столбом меня. – Ксения, ничего чудовищного там не происходит. Сядь!

Я вздрогнула от неожиданной смены тона. Из доброго родственника Элазар мгновенно превратился в собранного, умного и хитрого хищника. Поплелась к своему пуфу и села на самый краешек. На меня не обращали внимания. Кажется, в лице Едемского чародей нашел для себя новую забавную игрушку, и теперь вертел ее, пытаясь придумать, как лучше использовать.

- Может, расскажешь мне, как ты догадался, что речь идет о ритуале целостности души? – спросил Фонтей, отпивая из своей чашки горячий напиток. – Ксения! Успокойся и ешь. Обещаю, невиновные не пострадают.

Это несколько обнадеживало. Не то, чтобы я очень рьяно переживала за магов, просто впервые сталкивалась с тем, что фактически при мне кого-то заставляют испытывать боль для получения нужной информации. Эх, à la guerre comme à la guerre, как говорится. Да, на войне, как на войне. С французами не поспоришь.

- Маг не может предать, обладая полной душой. Если среди нас появился предатель, значит, это маг, у которого в силу каких-то обстоятельств изъяли часть души. А раз так, то логично будет проверить всех, кто имел доступ к артефакту. Про ритуал я прочитал, когда изучал житие Мурены, кольцо которого ношу с честью, - Юрка продемонстрировал свое сокровище, но дед лишь поморщился и даже не взглянул на него.