Точно также был устроен и мир Белой и Тёмной Башни. На севере там простиралась великая снежная пустошь, которая в один момент переходила в палящую южную пустыню.
Можно было по-разному объяснить это чудесное явление, — многие утверждали, что происходит оно якобы оттого, что мир сферической формы, а значит если долго идти в одном направлении, ты всё равно рано или поздно вернёшься на прежнее место. Забавная, но в корне ошибочная теория.
Маги давно уже разметили свой мир, и даже Эфой был до определённой степени изучен — Артур сам внёс в дело картографии неоценимый вклад, — и было известно, что оба континента были не шарообразные, а напоминали скорее дугу. Дугу или осколок скорлупы, висящий посреди ничего. Если пройти его границу с одной стороны, ты просто оказывался на другой. Объяснить это геометрической моделью, находящейся только в трёх измерениях, было невозможно. Континент был замкнут просто так. Даже если лететь высоко в небо, рано или поздно ты попадал в земную толщу.
Начиная с Седьмого ранга все маги овладевали заклинаниями, позволяющими летать. На Девятом они могли летать и без заклятий, велением одной только воли. Не раз находились смельчаки, которые пытались достичь звёзд или… луны. Но каждый раз недосягаемый шар растворялся прямо у них на глазах, спустя многие километра полёта ввысь, и они оказывались с оборотной стороны континента, у его брюха. Маги прорубали путь через земные толщи и снова выходили на поверхность, и снова видели луну и звёзды над головой, призрачные и манящие.
— …
Артур щёлкнул пальцами. Наконец он нашёл то, что искал. Маг спрыгнул на воду и пошёл дорогой бурных волн. Капли врезались в него. Ветер развевал его тёмную мантию, тянул её влево, вправо, вбок… Волны набрасывались на него и пытались повалить его в свои вершины… Юноша шёл неумолимо и остановился, только когда перед ним согнулась небольшая прозрачная складка, как будто складка самого пространства. Артур присмотрелся к ней и вздохнул.
Складка была похожа на маленькую новорождённую медузу, и даже сверкала, как медуза, голубым током.
Юноша искал её уже больше десяти лет.
Это был ингредиент. Ингредиент, чтобы стать Магом Времени Седьмого ранга.
170. 7 и 6
170. 7 и 6
Талант Артура и обилие самоцветов в его расположении делали прогресс мужчины настолько же гладким, как полёт с горы в противовес тяжёлому подъёму в гору — прогрессу других магов. В теории, будь у него сразу все нужные ингредиенты, он достиг бы Девятого ранга, а может и выше, всего за пять лет.
К сожалению, теория на то и теория, что существует сугубо умозрительно. Маг потратил два года на поиски ингредиента Шестого ранга и с тех пор многие годы выжидал появления пространственной аномалии — ингредиента Седьмого ранга. Возникнуть она могла, когда угодно. Через год, через два, через сотню лет… Но Артуру повезло, и мужчина обнаружил её спустя всего десять.
Удивительно, даже чудесно как своевременно.
Артур достал из кармана своей мантии, кармана разумеется бездонного, небольшую склянку из плотного стекла, исписанную сверкающими письменами, и поймал ею жгутик прозрачной медузы. Маг поднёс к нему палец и прочёл заклинание, полученное на Шестом ранге, — Клинок Времени. Сверкнуло белое как молния лезвие, и сразу медуза скукожилась, словно рот, втянувший губы, и слегка задрожала, потрясая окружающий воздух. Артур присмотрелся к ней, прикинул кое-что, взглянул на серебристые часики и пошёл назад.
Взойдя на чёрную скалу, маг присел и внимательно осмотрел склянку. Внутри неё всё медленно искривлялось, словно в склянку поместили кривое зеркало, но снаружи она была почти ровной. Стекло немного волновалось, но её дрожь выпрямляли сверкающие руны.
Артур разом выпил содержимое склянки и закрыл глаза.
Пришло время Перерождения.
Седьмой ранг был в этом отношении особенным: начиная с него Маг уже не был просто человеком, он становился верховным, Высшим существом, — и перерождения его тоже были необычными; начиная с Седьмого ранга у них появлялись названия.
Так перерождение Седьмого ранга называлось Концептуализацией. Пройти его можно было разными путями, но Артур предпочитал ортодоксальную технику Белой Башни. В отношении магического искусства он всегда считал себя если не традиционалистом, то консерватором.