Уильям кивнул. Он знал много слов.
– Ниша? – уточнил он.
– Ага, она. – Достабль вздохнул. – Семафоры вот я прохлопал. Не понял, что они такое. Не успел оглянуться – все понаоткрывали клик-компании. Большие деньги. Куда уж мне. А вот на фенсуе я бы мог подняться. Да только не свезло.
– Я определенно почувствовал себя лучше, развернув кресло, – подтвердил Уильям. Этот совет стоил ему двух долларов, на пару с указанием держать крышку нужника закрытой, чтобы Дракон Несчастий не влетел ему в задний проход.
– Ты был моим первым клиентом, и я тебе благодарен, – сказал Достабль. – Все было подготовлено, я и колокольчики Достабля сделал, и зеркала Достабля, деньги рекой должны были потечь… в смысле, вот-вот должна была настать полная гармония, а потом… хлюп. И я снова по уши в дурной карме.
– Господин Пассмор только через неделю смог на ноги встать, – вспомнил Уильям. Случай со вторым клиентом Достабля послужил отличным материалом для его новостной рассылки и с лихвой окупил те два доллара.
– Откуда же мне было знать, что Дракон Несчастий и правда существует? – вопросил Достабль.
– Он, кажется, и не существовал, пока вы не убедили в этом господина Пассмора, – ответил Уильям.
Достабль немного повеселел.
– Ну да, что ни говори, а идеи я продавать всегда умел. Может, получится убедить тебя, что сосиска в тесте – как раз то, что тебе сейчас нужно?
– Вообще-то мне нужно отнести это господину… – начал Уильям, а потом спросил: – Вы сейчас крика не слышали?
– У меня еще и пирожки с холодной свининой где-то завалялись, – продолжал Достабль, копошась в своем лотке. – И я могу предложить вам убедительную скидку при условии…
– Я точно что-то слышал, – сказал Уильям.
Достабль навострил уши.
– Что-то вроде грохота? – спросил он.
– Да.
Они вгляделись в медленно клубившийся над Бродвеем туман.
Который неожиданно сгустился в огромную, накрытую брезентом повозку, катившуюся неостановимо и очень быстро…
И последним, что запомнил Уильям перед тем, как что-то вылетело из темноты и врезалось ему между глаз, был чей-то крик:
– Остановите станок!
Сплетня, пригвожденная пером Уильяма к бумаге, точно бабочка к доске, не дошла до кое-каких людей, поскольку на уме у них были другие, более темные дела.
Их лодка с шипением прорезала воды реки Анк, неспешно смыкавшиеся позади.
Двое мужчин гребли. Третий сидел на носу лодки. Иногда он что-нибудь говорил.
Вот, например:
– У меня нос чешется.
– Подожди, пока до места доберемся, – сказал один из гребцов.
– Вы можете меня снова развязать. Он правда чешется.
– Мы тебя развязывали, когда останавливались пообедать.
– Тогда он не чесался.
– Может, мне ему снова врезать ятским веслом по ятской голове, господин Штырь?
– Хорошая идея, господин Тюльпан.
В темноте раздался глухой стук.
– Ай.
– Больше не создавай проблем, приятель, а то господин Тюльпан потеряет терпение.
– Ага, ять, это верно. – За этими словами последовал звук, напоминающий работу фабричного насоса.
– Ты бы полегче с этой штукой, а?
– Ничего, господин Штырь, до сих пор же она, ять, меня не прикончила.
Лодка с хлюпаньем остановилась у крошечного, почти заброшенного причала. Высокую фигуру, которая недавно привлекла к себе внимание господина Штыря, сгрузили на берег и затащили в переулок.
Мгновением позже в темноте раздался шум удаляющейся кареты.
Может показаться невероятным, что в такую дрянную ночь кто-то мог стать свидетелем этой сцены.
Но свидетели были. Вселенная требует, чтобы наблюдатель был у всего, иначе она перестанет существовать.
Из теней соседнего переулка, шаркая, вышла фигура. Рядом с ней, прихрамывая, держалась другая, пониже.
Они смотрели, как отъехавшая карета исчезает в снегопаде.
Та фигура, что поменьше, сказала:
– Так-так-так. Ну и дела. Человека спеленали и мешок на голову надели. Интересные дела, да?
Фигура повыше кивнула. Она носила огромное старое пальто, которое было ей велико на несколько размеров, и фетровую шляпу, которую время и погода превратили в мягкий колпак, свисающий с головы хозяина.
– Рвать-колотить, – сказала фигура. – Копна в штанах, бабах и чудак-человечек. Говорил я вам, говорил. Десница тысячелетия и моллюск. Разрази их гром.
Помолчав, фигура запустила руку в карман и извлекла сосиску, которую разломила пополам. Одна половинка исчезла под шляпой, а вторая была брошена маленькой фигуре, которая в этой паре отвечала за речь – по крайней мере, за вразумительную речь.