В 1 час дня к "Свободной России" подошел небольшой коммерческий пароход, который, благодаря неисчерпаемой энергии Ф. Ф. Раскольникова, был в столь краткий срок укомплектован командой и приготовлен к походу.
Буксир, выводивший "Свободную Россию", отбуксировав ее кабельтовых на 5 от мола гавани на внешний рейд, застопорил машину.
К "Свободной России" подошла парусно-моторная шхуна и, сняв с нее оставшуюся команду, пошла в гавань. Эта шхуна, возвращаясь в гавань, прошла почти вплотную мимо стоящего на рейде миноносца "Керчь". К своему изумлению я заметил, что на ней, а не на буксире, находился командир "Свободной России" Терентьев. Последний, проходя мимо "Керчи", крикнул мне, показывая рукой на "Свободную Россию": "Старший лейтенант Кукель, вот Вам пустой корабль, делайте с ним, что хотите, распоряжений буксиру никаких не дано".
Около 3 часов дня, когда в гавани остался только покинутый всем своим личным составом миноносец "Фидониси", к "Керчи" подошел миноносец "Лейтенант Шестаков", командир которого сообщил мне, что в кочегарках все время работали преимущественно нештатные кочегары и команда так утомлена, что дальше положительно работать не может (к тому же и день был исключительно жаркий), и что он принужден идти к месту потопления, - что ему мною было предложено сделать. В это время я заметил, что на пристани, у которой стоял миноносец "Фидониси", собрался многолюдный митинг и на импровизированной трибуне (на фонаре) появлялись какие-то ораторы. Цель этого окончательно выяснилась, когда возвратившаяся с рейда шхуна по приказанию с "Керчи" пыталась взять на буксир миноносец "Фидониси", чтобы и его вывести к месту потопления. Взбудораженная ораторами толпа пыталась помешать шхуне, пришедшей за "Фидониси".
Тогда, подойдя близко к пристани, я пробил боевую тревогу, навел на нее орудия и крикнул в мегафон, что открою огонь, если будут мешать буксированию "Фидониси". Это подействовало магически, и корабль был выведен на рейд.
К 4 часам дня все военные суда, стоявшие прежде в гавани, сосредоточились на рейде. Тогда с миноносца "Керчь" был взорван миной миноносец "Фидониси" - что послужило сигналом к потоплению. Через 35 минут все суда затонули, и рейд оказался мертвенно-пустым. После взрыва миноносца "Фидониси" "Керчь" полным ходом подошел к "Свободной России", которая к этому времени была на параллели Дообского маяка, и рядом минных залпов затопил ее.
Незабываемой стоит перед моими глазами картина гибели дредноута "Свободная Россия", вся команда "Керчи" - на верхней палубе, мрачно и молча смотрит на переворачивающийся вверх килем гигант. Головы всех обнажены. Мертвенно тихо. Слышны только тяжелое дыхание, глухие вздохи и сдерживаемые рыдания.
После того как корпус "Свободной России" скрылся под водою, миноносец "Керчь" пошел по направлению к Туапсе.
Около 10 часов вечера 18 июня, при подходе к Туапсе, с миноносца "Керчь" была послана радиотелеграмма следующего содержания: "Всем. Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдачи Германии. Эскадренный миноносец "Керчь".
Эта радиотелеграмма, с одной стороны, должна была доказать судам, бежавшим из Новороссийска, что в потоплении флота не было ничего невозможного, а с другой стороны, еще раз подчеркнуть предательство отряда, ушедшего в Севастополь для сдачи своих судов немцам.
Что эта радиотелеграмма должна была быть принята и теми, для кого она предназначалась, доказывает то обстоятельство, что ее текст полностью был напечатан во всех газетах юга России и Северного Кавказа через несколько дней после завершения Новороссийской трагедии.
19 июня в 4 часа 30 минут утра, после своза команды на берег, бывшим мичманом Подвысоцким, минно-машинным унтер-офицером 1-й статьи Кулиничем, машинным унтер-офицером 1-й статьи Вачинским, мотористом Белюк и мною, по пеленгу N на маяк Кадошь, в полутора милях от него, на глубине 15 сажен, был затоплен миноносец "Керчь".
Приятно отметить, что весь дивизион имени адмирала Ф. Ф. Ушакова, стяжавшего себе незабываемую среди моряков славу в боях при Керчи, Гаджибее (Одессе), острове Фидониси и мысе Калиакрия, покончил свое существование, не запятнав имени своего доблестного шефа - так же, как не запятнал его в японскую войну броненосец "Адмирал Ушаков".
А вот как изображены изложенные события, разыгравшиеся в мае - июне 1918 года в Новороссийске, бывшим капитаном 2 ранга Г. К. Графом в его книге и бывшим капитаном 2 ранга Н. Р. Гутаном, давшим ему справочный материал.
Рассматривая обстоятельства, предшествовавшие переходу части Черноморского флота из Севастополя в Новороссийск, в период, когда разъезды генерала Коша заняли уже окрестности Севастополя, автор, изображая упорное стремление миноносца "Пронзительный", положительно рвавшегося в Новороссийск, на стр. 396 пишет:
"Едва об этом пронюхали команды других миноносцев, как на всей бригаде является неудержимое желание бежать. Почти все миноносцы, за исключением "Дерзкого", "Гневного", "Звонкого" и "Зоркого", готовятся к походу. Внешняя сторона решения - спасти суда от неприятеля; истинная причина - шкурный вопрос (? скобки мои. - В. К. ). Большинство командиров и офицеров миноносцев разъясняют командам необходимость подчиняться и ждать приказания командующего флотом, по, не имея успеха в этом пути, идут с миноносцами в море, дабы переходом в Новороссийск хоть временно отдалить гибель судов".
Какие же это были командиры и офицеры, которые ждали... приказания командующего флотом и были вынуждены, против своего желания, уйти из Севастополя?
Каких приказаний ждали они, когда главные силы немцев были в 2-3-часовом переходе от Севастополя и никаких предварительных мер по уничтожению судов командованием флотом предпринято не было, да и технически было слишком поздно их предпринимать в такой малый промежуток времени, когда с минуты на минуту можно было ожидать полной паники, в каковой момент всякие приказания, даже о походе были бы уже бесцельны?
Какую гибель судов подразумевает автор, указывая, что она временно отдалилась?
Расшифровывается просто. Эти командиры и офицеры были те, которые впоследствии ратовали за сдачу судов немцам. Приказание же, которого они ждали, это - сдать немцам суда.
Но почему здоровый и честный порыв назван "шкурничеством"? Кому могли быть страшны немцы, если сам автор на стр. 397 пишет:
"Кризис больных большевизмом команд разрешился в положительную сторону. Команды начинали выздоравливать. Причиною служило обстоятельство, что почти все лица, замешанные в расстрелах, бежали еще раньше".
О каком "шкурничестве" могла быть речь, когда многие из офицеров и матросов бросали свои семьи в Севастополе на произвол судьбы, без средств к существованию и без надежды на сколько-нибудь скорое с ними свидание? Нет, немцы не были и не могли быть кому бы то ни было страшны.
Отметим: в самом начале работы, у автора проглядывает явное желание оклеветать благородный порыв матросской массы и комсостава, порыв, впоследствии нашедший свое полное выражение в самоубийстве флота.
Не прелюдия ли это к чему-то скверному?
На стр. 402 автор описывает речь командующего флотом адмирала М. П. Саблина в Новороссийске, на делегатском собрании, произнесенную после того, как референдум команд, облек его полнотой власти: