Выбрать главу

Кара-Мурза предположил, что наши аристократы духа посчитали делом жизни уничтожение социалистической системы потому, что сильнее всего таких людей оскорбляло и угнетало то, что при ней «хамы, «кухаркины дети» пошли в университет. Хамы забыли свое место, смешались с духовной аристократией, растворили ее в себе, портили ее расу» (Зв.1.08.2000). Эту мысль косвенно подтверждают мечты «белых патриотов» о возрождении сословного общества. В 1974 г. академик М. Храпченко говорил мне, что некоторые деятели культуры и искусства, потомки дворян, уже тогда подчеркивали свое происхождение. Кинодокументалист И. Беляев говорил: «Я убежден: телевидением должны заниматься дворяне, люд, которые служат, как раньше бы сказали, Царю, Отечеству и Богу. А разночинцы… Да, они могут работать на кабельных студиях. Но они не должны иметь в руках силу, способную в три дня совершить государственный переворот» (ЛР.08.11.2002). А. Севастьянов предупредил: «…я буду с русской интеллигенцией и верхними классами против русских рабочих и крестьян, случись у нас опять социальная война. Потому что я — потомственный дворянин и интеллигент» (Нг.№ 6.2000). Отец Солженицына был офицером царской армии. Дед Захарова служил в армии Колчака, скончался в Австралии. Отец Волкогонова был репрессирован. Диссидент М Назаров, мало заботящийся о точности своей аргументации, объяснил: «На мое формирование сильно повлияло то, что мой дед, белый офицер В. А Назаров, командовал отрядом в армии Колчака, был расстрелян красными в 1920-м». А. Кончаловский в книге «Низкие истины» (1998) сообщил, что он «жил на отдаленном от советского мира острове», его «мать говорила всю жизнь по-английски». Ему «в этой стране жить стыдно», приезжая в Россию, он «думал лишь о том, как бы скорее вернуться» на Запад». Мог ли он приравнять себя к тем работникам культуры, у которых родители работали в колхозе или на заводе? Эта клановая прослойка обслуживает «новый класс» и считает себя новой интеллектуальной элитой, ей «вполне комфортно живется в России потрясающих социальных контрастов», она «приобрела ряд качеств, которые были абсолютно чужды русской интеллигенции»: крайний эгоизм, лицемерие и лживость, «отсутствие какого бы то ни было идеала, какой бы то ни было системы ценностей, кроме денег и еще раз денег», «готовность за деньги торговать принципами и всем тем, что имеет реальный спрос» (А. Кива. Нг.10.12.2000).

Во второй половине 80-х гг. у нас каждый четвертый работник, занятый в народном хозяйстве, был с высшим или средним учебным образованием. Вузовская, инженерно-техническая и особенно творческая интеллигенция помогла демократам повернуть общественное сознание в нужное им русло. Что привело ее к участию в разрушении советского строя? Почему многомиллионная интеллигенция, среди которой большинство выросло в крестьянской и рабочей среде, разуверилась в социалистических ценностях? В условиях бурного научно-технического прогресса роль интеллигенции в общественном производстве все больше возрастала, но на пути в партию и руководящие советские и хозяйственные органы перед нею стояли ограничительные препоны. Жизненный уровень в западных странах был выше, чем в СССР, что особенно было заметно в отношении тех, кто имел высшее образование. Неоправданно низкой была зарплата у инженерно-технического персонала, врачей, работников образования и культуры. Они не могли хорошо удовлетворить свои высокие запросы. Многие из них идеализировали буржуазный строй, считали, что именно при нем хорошо удовлетворяются их ущемленные потребности. Социальные блага, закрепленные советскими законами, право на труд и отдых, бесплатное образование и медицина — все это казалось им не очень-то существенным и везде дарованным всем людям. Они по достоинству не осознавали преимуществ советского строя (оценят их только после ельцинских реформ, когда большинство из них будет ввергнуто в нищенство). Неверно просчитанная государственная политика по отношению к интеллигенции привела к тому, что она теряла веру в справедливость советского строя и социалистической идеологии.