Треверс поджала губы.
– Вы всю жизнь делали, что хотели. Сейчас вы совершаете ошибку.
– Надеюсь, нет. И хватит об этом.
Треверс протопала в дом. Все еще улыбаясь, Ева надела солнечные очки и стала поджидать Джулию. Долго ждать не пришлось. Под защитой темных стекол Ева внимательно смотрела, оценивала. Практичные туфли, элегантные синие брюки, накрахмаленная полосатая блузка… и настороженность.
Когда они начнут полностью доверять друг другу и начнут ли?
Ева указала на плетеное кресло.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я пригласила вас сюда?
– Нет, вовсе нет. – Интересно, думала Джулия, многие ли видели это знаменитое лицо без всякой краски? И знает ли кто-нибудь, что красота его вовсе не в искусстве макияжа? – Меня устраивает любое место, где вы чувствуете себя непринужденно.
– Я могу сказать то же самое. – Ева налила Джулии сок и уже хотела добавить шампанского, но Джулия отрицательно покачала головой.
– Вы когда-нибудь расслабляетесь, Джулия?
– Конечно. Но не во время работы. Ева задумчиво попробовала свою «Мимозу» – апельсиновый сок с шампанским.
– И что вы делаете, чтобы расслабиться? Джулия пришла в замешательство.
– Ну, я… я…
– Попались, – рассмеялась Ева. – Позвольте мне кое-что сказать о вас, хорошо? Вы молоды и прелестны. Вы – преданная мать. Ваш сын – центр вашей жизни, и вы полны решимости хорошо воспитать его. Работа для вас на втором месте, хотя вы относитесь к ней очень серьезно. Под внешней холодностью и элегантностью скрывается сильная пылкая женщина. Честолюбие вы считаете пороком и стыдитесь его. Мужчины в вашем списке приоритетов находятся, думаю, где-то сразу за аккуратно сложенными носками Брэндона.
Ничто не выдало чувств Джулии, кроме вспыхнувших в глазах искр.
– Звучит весьма скучно.
– Восхитительно, – поправила Ева. – Хотя эти слова иногда становятся синонимами. Я просто надеялась раздразнить вас, расшатать хоть немного это ваше удивительное самообладание.
– Зачем?
– Я хотела бы чувствовать, что обнажаю душу перед ближним своим. – Пожав плечами, Ева отщипнула кусочек круассана. – Из вашей с Полом перепалки за ужином я сделала кое-какие выводы. Я восхищаюсь вашим характером.
– Не все из нас могут позволить себе демонстрировать характер, но я – живой человек, мисс Бенедикт.
– Ева.
– Я настолько человечна, Ева, что прихожу в ярость, когда мной манипулируют. – Джулия достала из портфеля блокнот и диктофон. – Это вы послали его ко мне вчера?
Ева ухмыльнулась:
– Кого?
– Пола Уинтропа.
– Нет. – Глаза Евы вспыхнули любопытством, но Джулия напомнила себе, что эта женщина – актриса. – Пол нанес вам визит?
– Да. Похоже, его волнует книга и то, как я напишу ее.
– Пол всегда меня защищает. – Потеряв аппетит, как часто бывало в последнее время, Ева достала из пачки сигарету. – И думаю, вы его заинтриговали.
– Сомневаюсь, что в его визите было что-то личное.
– Не сомневайтесь. – Ева снова рассмеялась. – Дорогая моя, большинство женщин балдеют после пяти минут общения с Полом. Он избалован. С его внешностью, обаянием и сексуальностью трудно ожидать чего-то другого. Я точно знаю. Я влюбилась в его отца.
Джулия ухватилась за последние слова.
– Расскажите мне о нем. О Рори Уинтропе.
– А, Рори… лицо падшего ангела, душа поэта, божественное тело и мозги добермана, преследующего сучку в период течки. – Ева добродушно рассмеялась. – Я всегда сожалела, что у нас ничего не вышло. Сукин сын мне очень нравился. Проблема Рори заключалась в том, что как только он испытывал эрекцию, то почитал своим долгом воткнуть член в кого угодно: в горничную-француженку, в повариху-ирландку, в кинозвезду или дешевую шлюху. – Ева усмехнулась, снова смешала себе «Мимозу». – Я могла бы стерпеть его неверность – в ней не было ничего личного, но Рори свято верил в необходимость лжи. Я не могла жить с мужчиной, который считал меня идиоткой, готовой поверить его жалким выдумкам.
– Значит, его измены вас не беспокоили?
– Так бы я не формулировала. Развод – слишком простой и безболезненный ответ на постоянное траханье на стороне, а я верю в месть, Джулия. Если бы я больше любила Рори и меньше – Пола, все могло бы закончиться колоссальным взрывом.
И снова Джулия почувствовала трепет взаимопонимания. Она сама слишком любила ребенка, чтобы уничтожить его отца.
– Ваш брак с Рори распался много лет назад, но вы сохранили теплые отношения с его сыном.
– Я люблю Пола, как родного сына. – Затушив одну сигарету, Ева немедленно закурила другую. Признание далось ей нелегко. – Я не создана для материнства, но, встретив этого красивого умного мальчика, захотела стать ему настоящей матерью. Мне было за сорок, и я понимала, что природа почти не оставила мне времени. Пол стал моим последним шансом.
– А мать Пола?
– Марион Харт? Потрясающая театральная актриса… Презирала Голливуд. Они с Рори перебрасывались ребенком, как мячиком. Пол был для Марион чем-то вроде собачки, которую купили, повинуясь порыву, а потом – деваться некуда – приходится кормить ее и выгуливать.
– Но это ужасно.
Впервые Ева услышала в голосе Джулии искреннее чувство.
– Вы мне не поверите, но, клянусь, не все женщины с восторгом принимают материнство. Никакого насилия, никакого пренебрежения – ни Рори, ни Марион и в голову бы не пришло обижать мальчика, – просто снисходительное равнодушие.
– Должно быть, он страдал, – прошептала Джулия.
– Нельзя сожалеть о том, чего не знаешь. – Ева заметила, что Джулия выключила диктофон, отложила блокнот и просто слушает. – Когда я познакомилась с Полом, он был умным, самодостаточным ребенком. Я не смогла бы сыграть безумно любящую мамочку, даже если бы знала как. Но я могла уделять ему внимание и получать от этого удовольствие. На самом деле, я часто думаю, что вышла замуж за Рори, потому что влюбилась в его сына.
Ева откинулась на спинку шезлонга, наслаждаясь воспоминаниями.
– Конечно, мы с Рори были знакомы, ведь вращались в одних и тех же кругах. Мы испытывали симпатию друг к другу, даже влечение, но, когда я была свободна, он был занят, и наоборот. И вдруг мы оказались в одном фильме.
– «Милашка».
– Да, романтическая комедия. И чертовски хорошая. Это был один из моих лучших фильмов. Остроумный сценарий, талантливый режиссер, элегантные костюмы и партнер-звезда, умеющий высекать сексуальные искры на съемочной площадке. Через две недели съемок пламя разгорелось за кадром.
Когда Ева вошла в пляжный дом Рори в Малибу, она чувствовала себя так, словно ей море по колено, и вовсе не от алкоголя.
Съемки затянулись допоздна, а потом они сбежали от всех и застряли в какой-то грязной забегаловке. Пили пиво, жадно поглощали гамбургеры. Рори бросал в музыкальный автомат монету за монетой, и они хохотали и подзадоривали друг друга под вопли «Бич бойз».
Закусочная была полна длинноволосых оборванных подростков – хиппи только начинали завоевывать Калифорнию. Какая-то подвыпившая девчонка надела на Рори бусы братской любви.
Они уже были звездами, но никто их не узнал. Эти юноши и девушки тратили деньги не на кинофильмы с Евой Бенедикт и Рори Уинтропом, а на рок-концерты и наркотики.
Ева и Рори покинули забегаловку и помчались в Малибу в открытом «Мерседесе». Ева специально выбрала эту ночь: на следующий день не было съемок, так что можно было не беспокоиться из-за припухших глаз. Как бы она ни мечтала о безумной ночи с Рори, прежде всего она была кинозвездой.
Ева вступала в связь с Рори, отдавая себе полный отчет в том, что ее душевные раны никогда не затянутся, но на какой-то короткий срок она могла бы забыть о них.
Растрепанная, босая – ее туфли остались в машине, Ева быстро обошла гостиную. Высокие деревянные потолки, стеклянные стены, рокот прибоя. Здесь, подумала она, опускаясь на ковер перед огромным камином. Здесь и сейчас.
В свете зажженных свечей Рори выглядел бесподобно. Бронзовая кожа, волосы цвета красного дерева, синие, как сапфиры, глаза. Она узнала вкус его губ, когда вокруг суетилась съемочная группа, но хотела попробовать их… его… без сценария и режиссера.
Она хотела безрассудного секса, хотела на несколько часов забыть о том, с чем ей предстояло жить до конца своих дней.