— Спаслись, спаслись, никто не съел, а пёс со страха поседел!
Пройдя метров пятьсот, мы увидели Шарика. «Защитник» поджидал нас под цветущей липой. Гудели пчёлы, пахло мёдом. Отлично устроился! Подбежал, стал виновато поскуливать. Валя пнула его, обозвав предателем. С тех пор за ним закрепилась новая кличка. На Предателя он тоже охотно откликался.
Как медвежонок спас брата
Лето, жара. Тринадцатилетний брат Коля взял одноствольное старенькое ружьишко:
— Может рябчика или тетерева подстрелю.
— Так летом нельзя охотиться!
— На самцов можно!
К вечеру добытчик пришёл пустой, с ободранным пузом. Спросила:
— Где так угораздило?
— Да рубашку снял, жарко. Иду, вдруг, вижу медведицу с маленьким медвежонком. Она на меня, а стрелять нельзя — патрон заряжен дробью. Полез на дерево, вот живот об него и ободрал. Медведица за мной. Думал, всё, доохотился! К счастью, на соседнем дереве сидел второй медвежонок, увидев меня, он испугался, стал слазить, упал и жалобно заплакал. Мамаша поспешила его утешить. Пообнимала, поворчала и повела, наверное, спать.
Коля засмеялся, я поддержала.
— Только маме не рассказывай!
Рассказала всем и сейчас рассказываю.
Первая охота Геннадия Ивановича
Из соседней деревни приехала родная сестра отца Геннадия Ивановича — тётя Маня. Она была певунья, шутница и баловница. Маленький Иванович очень старался ей понравиться: вставал на мостик, кувыркался через голову, пел частушки. Очаровал!
Маня сказала:
— Забираю певуна к себе погостить на недельку! Пусть перед первым классом чуток попутешествует.
В гостях Ивановичу понравилось. Манин сын, Мишаня, по вечерам играл на гармошке, все дружно пели. Ивановичу тоже разрешали попиликать. Играл! Тётя похвал не жалела — Ну, артист! Ну, певун! Превосходный композитор!
Через неделю приехали родители забирать сынка, но он наотрез отказался. Через два дня снова пожаловали. Не поехал! Тогда забирать Геннадия Ивановича поехал дед Никита, которого по-деревенски называли Микитой. Он был неродным дедом Гены, но очень его любил. Иванович тоже обожал деда.
Микита приехал на велосипеде. Показав внуку одноствольное ружьё, сказал:
— Собирайся, внучок, на охоту. В лесу зайцев развелось — стреляй не хочу!
Через секунду Иванович уже сидел на велике. Поехали.
В лесу дед дал внуку ружьё.
— Вон видишь, меж двух берёз заяц сидит?
Гена не видел.
— Давай помогу ружьё держать. Целься меж берёз по ушам!
Раздался выстрел. Ружьё больно отдало в плечо, Геннадий Иванович упал на землю. Хорошо, дед этого «не заметил» и рысью побежал к берёзам.
— Попал! Попал! Ну, охотник! Ну, молодец!
Он нёс за уши дохлого, холодного кролика. Гена скакал козлёнком:
— Ура! Ура! Попал!
Трофей убрали в сумку и поехали дальше. Перед деревней Микита вынул зайца.
— На, держи за уши, пусть все видят твою добычу!
Ехали с песнями — охотник старался привлечь внимание к своей удаче.
Бабы спрашивали:
— Иваныч что ли подстрелил? Ну, мужик! Ну, добытчик!
На следующий день внук канючил:
— Дед, пошли на охоту!
Сходили. Поели земляники. Стрелял в ворону, не попал. Микита сказал, что зайцы все от страха разбежались. И не только они, а даже и медведи (которых в той местности никогда не было). На охоту ещё сходили разок, а там и школа началась.
Отец о войне
Отец не хотел говорить о войне. Когда показывали военные фильмы, то вздыхал и выходил покурить. Он не охотился и не убивал домашних животных.
Трусом не был, в лес ходил без ружья, хоть не раз сталкивался с медведем нос к носу. Как-то осенью с мамой собирал в лесу виноград, мама заговорила с ним, а он молчит, заглянула за куст, а там медведище с корову виноград ест. Мама охнула, папа подошёл, хлопнул в ладоши:
— А ну пошёл, сопливый!
Медведь ушёл, а мама в лес больше ходить не хотела.
Как-то брат отрубил курице голову и курица долго бегала по двору без головы, я удивлялась. Папа вздохнул:
— Вот так и солдат. Бежит, стреляет, а головы-то уже и нет…
Воевал отец с финнами и фашистами, пришёл домой 7 ноября 1945 года, постучал в дверь, а мама ответила:
— Заходи, семь лет ждала!
Ещё о войне
22 июня 1941 года мой отец, Нечаев Владимир Николаевич, встретил на границе, где служил уже третий год. Немцы били прямой наводкой, накрыли штаб, постройки. Командир дал приказ залечь на поляне, но солдаты бросились в ближайший лесок, от которого вскоре ничего не осталось.