— Что это, сэр? — малец взял, повертел в руках, протёр рукавом, но только испачкал одежду.
— Самородная сера! — мистер Портер улыбался как ребёнок.
Боб хмуро строгал деревяшку, да бросал стружку в костёр, проще говоря, бездельничал. Но всё равно за Портером исподлобья приглядывал, да только ещё больше хмурился.
— Какие образцы! Магнетит! — янки достал другой камешек, чёрный, зернистый. — Погляди только, какая структура! Университет будет в восторге!
И ни слова про золото. Не доверяет, шельма. А ведь наверняка нашёл.
— Мистер Эджертон! Мистер Эджертон! — Боб снова погрузился в раздумья, а янки бесцеремонно его прервал.
— Чего? — хмыкнул Боб.
— Я рад сообщить, что мы нашли всё, что искали, и завтра утром едем обратно в Денвер! — Гораций улыбался во весь рот, но Бобу было не до смеха.
Он чуял, что янки хочет его надуть. И даже знал, как именно.
— Хорошо, — ответил Боб.
Затем легли спать, янки положил под голову саквояж, малец — седло, а Бобу сон никак не шёл. Он грезил о золоте. И о том, что в Денвере снова останется ни с чем, а янки вернётся сюда и построит золотые прииски. И разбогатеет ещё больше, а Боб так и будет закладывать еврею-ростовщику часы и цепочку.
Боб встал, прошёлся, выпил ещё кофе, поворошил костёр. Земля вокруг так и блестела в мерцающем свете, а Портеры безмятежно спали, зная, что скоро будут сказочно богаты. Боб раздражённо сплюнул.
Янки всхрапнул, повернулся во сне, но чёртов саквояж так и не отпускал. Вот бы глянуть в него, хоть одним глазком. Там ведь золотая руда, быть может, прямо отсюда, и Портер уже не первый раз ездит так с каким-нибудь простофилей…
Боб подошёл к спящему, пригляделся. Нет, спит, как сурок. Боб присел рядом, потянулся к ручке саквояжа, остановился. Вдруг огляделся по сторонам, сам не понимая, отчего. Но вокруг всё так же блестел золотой песок, переливаясь в свете костра. Боб попытался высвободить ручку саквояжа из кулака янки, но тот проснулся, внезапно для обоих.
— Мистер Эдж… — успел только произнести янки, но Боб уже выхватил револьвер и двинул тяжёлой рукоятью прямо в висок.
Оглушить хотел, или припугнуть, но теперь сам с ужасом смотрел, как по небритой щеке струится чёрная кровь.
Высвободил саквояж из мёртвой руки, открыл. Внутри блестело.
Громыхнул выстрел, и Боб повернулся к мальцу. Тот, видать, проснулся, увидел всё, и решил его застрелить, но спросонья промахнулся. Ружьишко-то, вон, из стороны в сторону гуляет, он бы и по слону не попал.
— Дурак! — всхлипнул малец. — Это же…
Взвёл, пальнул. Не любил Боб, когда в него стреляют, пусть даже мальчишки. Вергилий повалился кулём, а Боб помахал рукой, разгоняя пороховой дым. Кольт вернулся в кобуру, а Боб вернулся к саквояжу.
В голове снова паровым молотом гремела мысль — золото! Золото! Кроме золота нашлись и бумажные доллары, и монеты, и какие-то документы. Камни тоже были, вроде тех, что янки сыну показывал. Боб решил забрать всё.
Мертвецов оттащил в кусты, дикие звери разберутся. А сам прыгнул на лошадь, и галопом поскакал в Денвер, несмотря на кромешную темень. Только и успел, что загасить костёр, да отпустить остальных лошадей.
Обратно добрался быстрее, за три дня всего. Только почти у самого Денвера встретил патруль маршалов, но те лишь спросили, кто таков, да уехали восвояси.
В городе время решил не тратить, сразу поехал к ростовщику. Гольдберг лишних вопросов не задаёт. Да только когда всё золото Гольдбергу на прилавок вывалил, а тот его на весах оценил, то только руками развёл.
— Двенадцать долларов за всё.
Боб сперва подумал, что ослышался, но Гольдберг явно был к такому готов.
— Двенадцать долларов. И четвертак за саквояж, — произнёс он, и глядел на Боба хитро-хитро.
— Мистер Гольдберг… — начал было Боб, но еврей его остановил жестом.
— Мистер Эджертон. Стреляйте лучше в того, кто продал вам этот мусор. Вас надули.
— Что?
— Я раньше в Калифорнии частенько такое видал, — пояснил Гольдберг. — Это всего лишь пирит. Его, простите, ещё называют золотом дураков. Вот, глядите.
Еврей взял один из кусков, взял с полки фарфоровое блюдце, чиркнул по донышку. Там остался свинцово-серый след, а не золотой. И только самородок всё так же дьявольски блестел, точно как тот песок.
— Двенадцать долларов и четвертак за саквояж, мистер Эджертон.
— Ну уж нет, — буркнул Боб и снова выхватил револьвер.
Взвёл, пальнул. Из кассы он забрал четыреста.
Законники прибыли быстро. Пятерых он застрелил, в том числе шерифа и помощника, а потом пришлось сдаться. Прорваться через целый город он бы вряд ли сумел.