— Милый мой! — вздохнула она, и Макс поцеловал ее с таким упоением, что потом лишь усилием воли заставил себя вернуться к рассказу.
— Можешь ли ты представить мое изумление, — проговорил он, мрачнея от воспоминаний, — представить, как я был ошеломлен, когда приехала Фелиция и в ответ на мой вопрос о том, откуда ты узнала о «растянутой ноге», рассказала о твоей утренней просьбе — перевести обратно в Англию! Когда Фелиция уточнила, что ты обратилась к ней с просьбой до того, как она сообщила тебе о «второй» травме, мне стало ясно: я причинил тебе страшную боль и ты уезжаешь из Италии именно поэтому.
— Так оно и было, — призналась она.
— Больше никогда в жизни я сознательно не причиню тебе боль, — поклялся он и едва ли не торжественно запечатлел поцелуй у нее на лбу.
— Кроме того… гм… — Элин пришлось откашляться, чтобы договорить признание до конца. — Кроме того, я безумно ревновала тебя к Фелиции.
— Ты ревновала? — просиял он. И только потом поразился: — К Фелиции?
— Ну да, ну да, я знаю, что ошибалась, но… я ведь тоже с ума сходила по тебе — не забывай об этом. Когда Фелиция сказала, что у тебя травма — а я не поверила в это ни на секунду — и что через несколько минут она едет к тебе домой по какому-то делу, я просто сложила в уме два и два и получила, естественно, пять.
— Прощаю тебе только потому, что ты испытала эти адские муки ревности, — великодушно постановил он. Но все же поинтересовался: — Так ты поэтому сбежала из Италии, не сказав никому ни слова?
— Ну, не только поэтому, — призналась она. — Мне было больно, меня мучила ревность, ты отказался от меня и… — Она замолчала, когда Максова рука прижала ее и полился такой эмоциональный поток итальянской речи, что Элин без перевода догадалась — он уверял ее, что никогда не смог бы отказаться от нее. — Так или иначе, — подытожила Элин, улыбкой говоря ему, что боль прошла, — твой телефонный звонок был последней каплей.
— Cara! Любимая моя, — растроганно проговорил Макс.
Он целовал ее, он гладил ее лицо чуткими пальцами.
— Любовь моя! — выдохнула Элин и, чувствуя, что настоятельно нуждается хоть в капле юмора, спросила: — На чем я остановилась?
— Ты полетела в Англию, — напомнил он. — Вот не ожидал, что ты выкинешь такую штуку, прежде чем я успею почтительнейше объясниться с тобой.
— Пожалуй, ты не совсем ошибался, говоря о моем темпераменте, — проворковала Элин. И спросила: — Кстати, как ты узнал о том, что я улетела?
— Ну, это было просто. Гораздо труднее было понять почему. Ты оставила ключ от квартиры портье. Он позвонил моему личному секретарю на следующее утро и спросил, держать ключ при себе или передать ей. Фелиция позвонила Тино Агосте, который сказал, что ты никогда не опаздывала на работу, но тебя еще нет, а вчера ты ушла раньше из-за мигрени.
— Мигрень я придумала, — призналась Элин.
— Вы слишком много врете, мисс Толбот, — заявил Макс.
— Сам такой! — воскликнула она и рассмеялась, но тут же посерьезнела. — Значит, когда Фелиция в следующий раз позвонила тебе, она уже знала, что я улетела в Англию?
Макс кивнул.
— Сначала я не мог поверить. Потом понял, как обидел тебя мой обман. Значит, тебе было настолько больно, что эта боль победила даже страх перед долгами, ведь ты же фактически бросила работу! Новость я услышал в половине одиннадцатого по итальянскому времени. В десять тридцать пять мой мозг работал с такой скоростью и производил такие расчеты, что я едва вспомнил номер нашего телефона в Пинвиче.
— Ты начал подозревать… Ты звонил сюда? — спросила Элин, отчаянно пытаясь угнаться за его мыслью.
— Было ясно, что с такой ногой я не смогу добраться до Англии сам. Не забывая ни на минуту о том, как ты боишься долгов, я собирался связаться с отделом кадров и передать указание, чтобы жалованье по-прежнему переводилось в твой банк.
— Силы небесные! — воскликнула Элин в изумлении.
— Но не успел я произнести твое имя, как мне сообщили, что четверть часа назад Элин Толбот подала заявление об уходе. «То есть сегодня мисс Толбот на работе?» — спросил я, просто не поверив услышанному.
— Я… э-э… Гай, мой сводный брат, решил, что я своей безответственностью бросаю тень на всю семью и, следовательно, лишаю его шансов получить работу в твоей компании, — объяснила она.
— Милая, милая Элин, значит, ты сделала это для него? Ну, неважно, — продолжал Макс. — Услышать, что ты еще там, узнать, что ты будешь там с понедельника до пятницы на протяжении следующих четырех недель, уже было для меня каким-то облегчением. У меня, конечно, был твой адрес, но до сегодняшнего дня, когда я, наконец, смог надеть на ноги туфли — да и то на пару размеров больше, их добыла для меня моя славная экономка, — я никуда не выходил.
— Так сегодня первый день, когда ты смог надеть хоть какие-то туфли?
— Да. И тотчас же поспешил сюда, чтобы добраться до тебя и… — он замолчал и глубоко заглянул ей в глаза, — и, скорее всего, остаться в дураках.
— Ты думал, что я не люблю тебя?
— Ты не поверишь, насколько я измучился сомнениями. Когда я прилетел сюда и как-то сумел взять себя в руки, мне до боли захотелось услышать твой голос. Я набрал номер — и снова начал сомневаться… от резкости твоего тона. Поэтому и мой тон стал резким.
— Ты не собирался говорить со мной так?
— Ни в коем случае! Я десятки раз перед тем повторял твое имя. «Элин, не могла бы ты?..» «Элин, могу я тебя попросить?..» «Это Макс, Элин… Элин, мне нужно за столько просить у тебя прощения — не могла бы ты прийти ко мне?» И что же я сказал?!
— «В мой кабинет, мисс Толбот! Немедленно!» — рассмеялась она.
— Милая, милая моя мисс Толбот, — прошептал он. — Я так люблю тебя! — Он сжал ее в объятиях, и они целовались до бесконечности. Потом Макс оторвался от нее и, глядя в ее пылавшее лицо, сказал нежно, чуть охрипшим голосом: — Милая, я вел себя так неправильно, что сейчас мне очень важно сделать все как следует. — Он посмотрел на нее долгим любящим взглядом и произнес: — Поэтому сейчас, моя любимая, я хотел бы, с твоего позволения, поехать с тобой и быть представленным твоей семье.
— Моей с-семье? — опешила она.
— Точнее, за отсутствием твоего отца — твоей матери, — пояснил он.
— А! — воскликнула она, и ее округлившиеся зеленые глаза стали еще больше. — Х-хорошо… конечно… — заторопилась она. — Я рада буду познакомить тебя со своей семьей, но… но как же твоя нога?
— Моя нога?
— Ты сможешь идти? — обеспокоенно спросила она.
На дороге к ее дому были ухабистые участки. Даже поездка в такси, вероятно, окажется болезненной для его ноги…
— Я смогу идти, — заверил он ее, и лицо его стало торжественным. Она и так не отводила глаз, но туг просто впилась в него взглядом, услышав: — И сделаю все для того, чтобы в один из дней на следующей неделе предстать вместе с тобой перед церковным амвоном.
— Перед церковным амвоном! — воскликнула она звенящим голосом.
— Аmоre mia, — прошептал Макс, — а о чем же я говорил тебе все это время, если не предлагал стать моей женой? — Женой! Сердце Элин застучало оглушительно… И вдруг она заметила в глазах Макса нечто похожее на панику, когда он спросил: — Ты пойдешь за меня, Элин?
— Милый мой! — воскликнула она. Разве можно отказаться! Она расцвела счастливой улыбкой. — Э-э… пожалуй, нам действительно стоит съездить к моей матери… — Этим все было сказано, и Макс закрыл ей рот поцелуем.
Примечания
1
Добрый вечер, синьорина, добрый вечер, синьор (итал.).
(обратно)
2
Доброе утро, синьорина (итал.).
(обратно)
3
Спокойной ночи (итал.).
(обратно)
4
Спагетти по-неаполитански (итал.).
(обратно)
5
Дорогая (итал.).
(обратно)
6
Пока (итал.).