– Что за дела?
– Просто кое–что для моего отца.
– Правда? С каких это пор ты что–то делаешь для своего отца?
Он снова вздыхает.
– Это длинная история, в которую я действительно не могу вдаваться прямо сейчас.
– Хорошо, но ты расскажешь мне позже, правда? – спрашиваю я, пока на цыпочках иду к своей двери, чтобы выяснить, исходит ли голос из дома или с улицы.
– Конечно, – его уклончивость сбивает меня. – В любом случае, хватит обо мне. Давай поговорим о моем любимой человеке.
– Окей. Ну, я разговаривала с Винтер на днях, и она сказала, Нью–Йорк великолепен, – шучу я, когда на самом деле испугана. Не только потому, что говорю с Беком после того, как мы целовались и дурачились, но потому, что я волнуюсь, что кто–то может быть в доме.
– Это не смешно, – игриво ругает он. – Серьезно, как ты, Виллс? Я не разговаривал с тобой с тех пор... ну, ты знаешь. И ты выглядела слегка испуганной, когда покидала мой дом.
Я жую ноготь своего большого пальца.
– Я в порядке. Я хотела позвонить тебе, но... Я просто не была уверена, захочешь ли ты говорить со мной. – Или смогу ли я с этим справиться.
– Я всегда хочу говорить с тобой, – уверяет он меня. – Я тоже хотел позвонить тебе, но был занят, разбираясь с кое–какими вещами.
– Какими вещами?
– Вещами, о которых я расскажу тебе позже, когда все выясню.
– Окей, – я хотела надавить, но голос становится громче. Дерьмо. Я запираю дверь и отступаю. – Бек, как бы сильно я не любила с тобой разговаривать, на самом деле, у меня была причина позвонить.
– Что случилось? – обеспокоенно спрашивает он.
– Я думаю, что кто–то может быть в доме, – говорю я, останавливаясь, когда задняя часть моих ног ударяется о кровать. – Я не знаю, кто это. В смысле, это может быть моя мать, но дверь была заперта, и я уверена, что она давным–давно потеряла ключ.
– Повесь трубку и позвони в полицию, – приказывает он, его голос пронизан страхом.
– Может быть, это просто с улицы. Иногда трудно сказать. Стены такие тонкие.
– Мне плевать, даже если ты думаешь, что это с улицы, – рычит он. – Позвони в полицию. Прямо сейчас. Или это сделаю я.
– О–окей, – заикаюсь я, скорее, в качестве реакции на то, каким злым он кажется. Не думаю, что когда–либо слышала, чтобы он разговаривал с таким гневом. – Я перезвоню тебе через секунду.
– Просто переключись на другую линию, – твердо говорит он мне. – Я не хочу отключаться.
– Окей, – я отодвигаю телефон подальше, чтобы сделать то, что он говорит, когда в мою дверь толкаются.
– Виллоу, конфетка, почему дверь заперта? – спрашивает мама, стуча в дверь.
Кажется, что я должна быть более расслабленной из–за того, что слышу ее голос, и это, вероятно, делает меня ужасным человеком. Во всяком случае, больше, чем я себя чувствую.
Я прикладываю телефон обратно к уху.
– Все хорошо. Это просто моя мама.
– Ты уверена? – спрашивает Бек, он также не кажется слишком расслабленным. – Если ты на сто процентов не уверена, тебе все еще стоит позвонить в полицию.
– Я уверена. Она только что говорила со мной через дверь, – я прохожу через комнату, чтобы открыть дверь. – Извини, что побеспокоила тебя. Просто я была такой дерганной из–за того, что находилась здесь одна.
– Тебе не нужно извиняться за то, что побеспокоила меня. Я хочу помогать тебе при каждой возможности, которую получаю, неважно в чем. Мне не нравится, что ты там одна.
– Я знаю. И я действительно подумываю съехать, – я сжимаю дверную ручку, когда моя мама снова стучит. – Я вроде как рада, что моя мама здесь. Теперь я могу поговорить с ней об этой идее.
– Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?
– Я не знаю, но мне надо, по крайней мере, дать ей знать.
– Зачем? Она просто будет пытаться отговорить тебя от этого.
– Сомневаюсь в этом. На самом деле, ее не волнует, рядом ли я или нет. Я околачиваюсь вокруг так долго лишь потому, что беспокоюсь о ней, а не наоборот.
– Это не причина, я думаю, что она будет отговаривать тебя от этого, – тихо говорит он. – Я думаю, что она попытается отговорить тебя от этого, потому что ты заботилась о ней в течение многих лет. Ты платишь по ее счетам, покупаешь ей еду, убираешь дом, убираешь за ней. И если ты уйдешь, она все это потеряет.
Я поджимаю губы, вдыхая и выдыхая носом, когда правда от его слов пронзает мое сердце.
– Я знаю, – шепчу я. – Я уже думала обо всем этом, – то, что я слышу, как он это говорит, заставляет мое сердце болеть, заставляет жестокую правду стать реальной. Очень, очень болезненно, ноюще, едва давая возможность дышать по–настоящему. – Мне все еще нужно ей что–нибудь сказать. И я не могу съехать, пока не найду новую работу, – я осознаю свой промах на секунду позже.