– Моя мама. Вчера, когда она просила у меня денег, она их разбила ... все, кроме того, который ты мне подарил, что произошло совершенно случайно, но я все равно была так рада, – она закатывает глаза и вздыхает. – Не знаю, почему я только что это рассказала. Но из всего, что приходило мне на ум, это оказалось первым.
– Я рад, что ты мне рассказала, – я тянусь рукой и переплетаю наши пальцы в надежде, что она не отпрянет. – Что мне не нравится, так это то, что она их разбила. Я знаю, как много они для тебя значили.
Она смотрит на наши переплетенные пальцы.
– Они что–то значили для меня только потому, что мой папа ушел, а я считала, что больше никогда его не увижу. Сейчас то, что у меня есть... Я отчасти рада, что они разбились, – она вытирает глаза тыльной стороной ладони, всхлипывая, перед тем как поднять свой взгляд на меня. – Насколько плохим человеком я становлюсь, когда хочу забыть о существовании своего отца?
Я качаю головой.
– Это вообще не делает тебя плохим человеком. Я хочу забыть о существовании своего отца, а он даже не уходил от меня.
Она наклоняется своим телом к консоли.
– Да, но он так плохо к тебе относится. Он даже не заслуживает того, чтобы быть в твоей жизни.
– Также, как и твой папа, если ты не хочешь, чтобы он в ней был, – говорю я ей, скользя своим большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. – Ты заслужила право ненавидеть его в ту секунду, как он тебя бросил. Ты ничем ему не обязана, так же, как ничем не обязана своей матери. Единственный человек, которому ты чем–то обязана, так это ты сама.
– Я с тобой не согласна, – бормочет она. – Я ничего не сделала, чтобы что–нибудь заслужить.
Я думаю, что она снова ссылается на ту работу. Когда она мне о ней рассказала, я хотел выследить ее мать и наорать на нее за то, что она хреновый родитель, и за то, что вынуждает Виллоу считать, что она должна делать все что угодно, чтобы позаботиться о своей матери – все это является источником самобичевания для Виллоу. И ее отец – не лучше. Начнем с того, что ему вообще никогда не следовало ее оставлять. Хотя, после ее рассказа о том гаде, которого он прогнал той ночью, я рад, что он решил попробовать вернуться в жизнь Виллоу. Но твою мать, от того факта, что она вообще попала в подобную ситуацию, мне хочется запереть ее и держать вечно в безопасности, даже если из–за этого я говорю, как контролирующий козел.
– Могу я кое–что спросить? – осторожно подступаюсь я.
– Да... – она колеблется, затем кивает. – Вперед. Я много тебе должна.
– Ты ничего мне не должна. Я хочу убедиться, что ты не планируешь вернуться в то место.
Унижение затапливает ее глаза.
– Ты имеешь в виду в тот клуб?
Я киваю, снова проводя пальцем вдоль тыльной стороны ее ладони.
– После того, что ты мне рассказала... что случилось с тем парнем... а затем о твоем боссе, который хочет, чтобы ты... – я делаю успокаивающий вдох. – Я просто хочу убедиться, что ты не собираешься туда возвращаться.
Ее пальцы сжимаются вокруг моих.
– Я никогда не планировала заниматься этим... В смысле, всем этим ... – ее щеки становятся ярко–красными. – Стриптизом. Я едва могу стоять рядом со сценой, не говоря уже о том, чтобы быть на ней.
– Так ты не собираешься обратно?
– Нет... Но я должна вернуться, чтобы забрать последний чек с зарплатой, – ее плечи опускаются. – Боже, я собираюсь забрать свой последний чек, а у меня даже нет на примете работы.
Мои губы раскрываются.
– Это нормально. Я могу…
– Нет, ты не можешь, – говорит она.
Проклятье, она такая упрямая.
– Я не знаю, почему ты просто не можешь принять мою помощь. В смысле, я понимаю почему, поскольку знаю тебя. Но я, правда, хочу, чтобы ты просто переехала ко мне и позволила мне помочь тебе так, как этого хочу я.
Она снова смотрит вниз на наши переплетенные пальцы. Через минуту или две, улыбка натягивает уголки ее губ. Она быстро отводит взгляд в сторону, прежде чем я могу понять, что заставляет ее улыбаться.
– Ты говорил серьезно? – тихо спрашивает она.
Я сбрасываю скорость, чтобы повернуться в свой район.
– Что говорил?
– Все, те вещи в списке, – говорит она, бросая на меня неуверенный взгляд.
Я выдерживаю ее взгляд.
– Конечно же, я говорил серьезно. Каждое чертово слово, – ее губы снова начинают подниматься вверх, поэтому я давлю дальше, хочу полную улыбку. – Особенно про ту часть о боях подушками. На самом деле, это была самая важная часть списка, поэтому удостоверься, чтобы запомнила это, когда я буду стучать в твою дверь в два часа ночи.
Из нее вырывается смех, когда стена напряженности вокруг нас рассыпается в пыль.