В комнате вспыхнул свет, и я увидел у стены большую чугунную ванну, до половины заполненную водой и очищенной картошкой. На полу, вокруг внушительной горы очистков, стояли шесть деревянных табуретов. Рипли открыла кран и поманила Паса.
– Давай, промывай. Только промывай, а не три руками.
Пас принялся умываться, все еще шмыгая носом. Было видно, что ему очень плохо. Пару раз в жизни мне тоже приходилось чистить лук, когда я помогал маме на кухне, и слезы из глаз текли, но мне бы и в голову не пришло, что можно довести себя до подобного состояния.
– Ну как? – спросила у него Рипли через пару минут.
– Нормально, – страдальческим голосом сообщил Пас.
– Вот и славно. Пошли, я вам там кое-что приготовила.
Мы выбрались в коридор следом за ней. По радио сообщили о новом транспортно-пассажирском коридоре из Австралии в Индию.
– Что у тебя с ухом? – подозрительно покосился на меня Пас, все еще шмыгая носом.
– Расчесал, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
Идущая впереди кухарка никак не отреагировала на мою ложь, хотя явно все слышала. Мне даже представилась усмешечка на ее губах.
Из полутемного коридора мы свернули сначала в кухню, а затем в раздаточную, за которой находился небольшой, но очень уютный зал. Это ничем не напоминало камбуз учебки – здесь столы были квадратными, а не прямоугольными, каждый был накрыт скатертью, и возле каждого стояло по четыре стула, а не по восемь.
– Это что, «глубинка»? – шепотом спросил меня Пас.
– Кажется, да, – ответил я, хотя сам ни разу не видел камбуз для погружающегося состава.
Мне показалось странным, что на такой тихой, можно сказать, захолустной базе есть люди, уходящие в глубину. Словно в подтверждение моих сомнений вспомнился запах протухшего «рассола» возле аппаратного класса. Но если есть камбуз для глубинников, то должны быть и сами глубинники. А о глубинном пайке среди курсантов ходила масса легенд. Поговаривали, что в него входят не только шоколад, творог и сметана, но еще икра и красное вино.
– Вон за тот столик садитесь, – Рипли показала на места у окна, а сама направилась к раздаточному окошку.
Мы сели.
– Интересно, она охотник или наемный персонал? – еле слышно спросил я.
– Хрен ее знает, – Пас коротко пожал плечами.
Через минуту Рипли вернулась с подносом, на котором стоял наш ужин. Она принялась расставлять тарелки, а мы с Пасом рты раскрыли, разглядев заработанное изобилие. Там были остатки недоеденного за ужином салата из помидоров и огурцов, там были холодные закуски из красной рыбы, а на горячее оказалось настоящее картофельное пюре со шницелем. Я чуть слюной не подавился, глядя на неожиданную роскошь предложенного угощения.
– Это и есть глубинный паек? – сглотнув, спросил Пас.
– Остатки, – ответила Рипли. – Если хотите, могу принести творог с изюмом. Его здесь не очень охотно едят. Остается.
– Хотим! – хором ответили мы. Кухарка усмехнулась и ушла за творогом.
– По-твоему, катетер в спине не стоит такого питания? – поддел я Паса.
Он не ответил, и мы налегли на еду. В первые же секунды мои скулы заболели от перегрузки слюнных желез. Мир вокруг сколлапсировал до ограниченного пространства стола, а сам я превратился в один сплошной, непрерывно функционирующий пищеварительный аппарат. Моему эго было вежливо предложено отступить на второй план и не вмешиваться в физиологию поглощения пищи. Эго не возражало. Оно спокойно и тихо замерло, терпеливо ожидая сладостного состояния, которое непременно наступит вслед за полным и окончательным насыщением. Время также утратило свое значение, оно словно вообще перестало существовать – наличие четвертой координаты пространственно-временного континуума выражалось только в уменьшении количества еды в наших тарелках.
Я вывалился из вселенной со столь странными свойствами лишь после того, как услышал голос Жаба:
– Рипли, привет! Двое моих щенков случайно не у тебя?
– У меня, – ответила кухарка, и я окончательно материализовался в своем родном мире. – Не слышишь, как у них за ушами трещит?
Жаб вышел из раздаточной и строго глянул на нас с Пасом. Рипли не спускала глаз с командира, сохраняя на губах ироническую усмешку.
– Ну что, задница ракушками в учебке не обросла? – спросила она у взводного.
– Хрена с два там задница чем-нибудь обрастет, – фыркнул Жаб. – Начальство так каждый день трахает, что ракушки от вибрации сами собой осыпаются. А вот твоя задница явно сделалась шире.
– Питаюсь хорошо, – вздохнула кухарка, – а трахать некому. Вот тело жирком и подернулось.
– Впервые слышу о том, что у тебя могут быть сексуальные проблемы.
Они рассмеялись и дружески обнялись. Вообще они вели себя так, словно мы с Пасом все еще оставались в параллельной вселенной.
– Значит, тебя окончательно списали на сушу? – после паузы спросил Жаб.
– У вас, мужиков, свои расклады.
– Кто возглавлял комиссию?
– Рапан, – зло ответила Рипли.
– Хрен старый. Сама как?
– Со спортплощадки не вылезаю, чтобы не скурвиться окончательно. Еще полгода – и как охотнику мне хана.
– Я не об этом.
– А... Забей. Слух полностью восстановился. Ну, джазовым музыкантом я уже, конечно, не буду, но со спины ко мне не подкрадешься. Куда ты сейчас?
– В Атлантику.
– Обратно на острова? Там ты точно ракушками порастешь.
– Не успею, – в глазах взводного появился мстительный огонек.
– Интересно, – кухарка вздернула брови. – С чего бы такая уверенность ?
– Есть у меня для нее веские причины. Если морские боги помогут, перебазируюсь в Индийский океан.
– Не можешь забыть Поганку «М-8» ?
– А ты?
– Стараюсь.
– А вот я не стараюсь. Не хочу, барракуда бы ее забрала.
– Может; она уже сдохла давно.
Рипли пожала плечами и устроилась за ближайшим столиком. Жаб сел напротив.
– Эти сами по себе не дохнут, – хмуро ответил он. – Их надо только уничтожать.
– Пока Поганка молчит, и хрен бы с ней.
– Вот поэтому баба и должна родить хотя бы одного ребенка, – кивнул Жаб. – Иначе понятие ответственности перед человечеством ей не объяснить.
Рипли нахмурилась и откинулась на спинку стула.
– Ишь, как загнул. Самому-то тебе на человечество насрать. У тебя крышу сорвало, вот и все. Думаешь, я не видела, как ты ночами ползал по карте Индийского океана? Поганка – это твоя идея фикс, ничего больше. Так что давай лучше сменим тему.
– Сама начала, – хмуро ответил Жаб. – Ты знаешь координаты нового Индо-Австралийского коридора?
– На кой они мне?
– А я вот поинтересовался. Дуга проходит через пересечение двадцать седьмой с девяностым.
Рипли промолчала. Я постеснялся взглянуть ей в лицо, но воцарившееся молчание было тягостным.
– У тебя еще осталось пожрать или мои все слупили? – чуть насмешливо спросил Жаб.
– Творог с изюмом будешь? – Интонации в голосе кухарки показались мне напряженными.
– Давай. Это все равно лучше консервов из сухого пайка.
Рипли скрылась в раздаточной, а через минуту вынесла две большие тарелки с творогом. Одну она придвинула нам с Пасом, другую поставила перед Жабом. Тот наклонился, понюхал, взял ложку и принялся есть.
Мы с Пасом тоже решили забить оставшееся в желудках место.
– О чем это они говорили? – тихонько спросил у меня Пас.
– А я почем знаю? Может, они когда-то работали вместе. Хотя баба в глубинном составе – это нелепица какая-то.
– А с чего ты взял, что Жаб из глубинников? Этот вопрос поставил меня в тупик.
– Не знаю. Но он себя ведет, как боевой офицер. И голос. Я слышал, что у некоторых от «рассола» размягчаются связки.
Жаб с Рипли продолжали беседовать, но их слова тонули в перезвоне наших ложек. Лишь одну фразу Жаба мне удалось различить:
– Значит, не собираешься перебраться поближе к Индии?
Я прислушался.
– Плевать я хотела на Индию, – ответила Рипли. – Но я бы кому угодно отдалась за возможность снова ощутить над собой километр водяной толщи.