Я закричала от недоумения и обиды, но уже ничего, ничего не могла с этим поделать!
С тем, что второй дракон, ведомый всадницей, вмешался в наш призыв. Ударил по моей драконице, сбивая ее с лету, делая ей больно.
Разрывая нашу связь.
Я чувствовала ее недоумение, затем недовольство и гнев. Но нападать в ответ Райни не стала, лишь огрызнулась огнем. Затем пролетела над моей головой и принялась набирать высоту, удаляясь от площадки, на которой я стояла.
И тут же до меня донесся ехидный смех всадницы.
Сжимая от бессилия кулаки, я видела, как та заложила крутой вираж, разворачивая своего дракона прочь от места призыва. А еще я разглядела алую ленту в собранных в косу черных волосах всадницы.
Уверена, это была принцесса Ярра!..
Та самая, у которой с Джеем, по его словам, были лишь деловые отношения и к кому мне не следовало его ревновать.
Я и не ревновала, но рассказал ли он принцессе Ярре, что у нас с ним тоже деловые отношения? И что он для меня – лишь куратор нашей команды и декан факультета Боевой магии?
Уверена, Джей этого сделал. Не счел нужным или важным, поэтому Ярра, обуреваемая ревностью, сорвала мой призыв.
Напрасно я звала свою драконицу, прося ее вернуться! Чувствуя, как по лицу текут слезы, я раз за разом взывала в пустоту – сперва мысленно, затем принялась делать это вслух.
Выкрикивала ее имя, но ответом мне была лишь тишина либо недовольный гвалт вспугнутых мною птиц.
Не только это – я перестала чувствовать Райни. Наш мысленный контакт прервался, и это было ужасно!
Заодно я понимала, что ничего не смогу с этим сделать. Даже взывать к справедливости нет никакого резона, потому что это ничего не даст.
Не будет в Аль‑Убари никакой справедливости ни для меня, ни для Райни!
Доказательств у меня не имелось – алая лента в косе всадницы не в счет, – а Ярра лишь в очередной раз надо мной посмеется.
Потому что это ее королевство. Она – будущая правительница и, вполне вероятно, носительница магического Дара Искры.
А я здесь никто. Чужеземка, которой следовало убраться из Аль‑Убари на рассвете следующего дня и больше никогда здесь не появляться, иначе они прикончат меня и моих друзей.
Развернувшись, я мазнула глазами по Стене Славы, в которой никогда не будет ни моего имени, ни имени моей драконицы, после чего побрела вниз с горы.
Шла, уговаривая себя успокоиться, и моя дорога лежала в храм Искры.
И вот я в храме, и по дороге к нему мне попалась разве что пара спешивших по своим делам жителей Аль‑Убари. Никого из знакомых, кто бы мог поинтересоваться, почему он видит слезы на моих глазах.
Впрочем, к тому времени, когда я спустилась с горы и миновала часть города, через которую нужно было пройти, чтобы попасть в храм, я уже более‑менее успокоилась.
И даже порталы раскрывать не стала.
Шла, вспоминая учебник по Драконологии за третий курс, в котором говорилось, что сорванный по причине внешних помех первый контакт – это еще не конец света для всадника. Однажды его дракон забудет о неприятном инциденте. Зов и природа возьмут свое, и он прилетит во второй раз.
Но когда это произойдет, в учебнике не упоминалось.
Ничего совсем уж страшного не произошло, твердила я себе.
Вполне возможно, все изменится к лучшему уже сегодня вечером. Я почувствую, как наша связь с Райни восстановилась, после чего снова приду на ту площадку в горах и призову драконицу во второй раз.
Или же, еще лучше, выйду за стены Аль‑Убари и там встречу своего дракона, потому что мне больше не хотелось видеть место, где Ярра сорвала мой призыв.
Но внутренний голос противно зудел, напоминая, что если наша связь не восстановится до рассвета, то мне и моим друзьям придется покинуть Аль‑Убари.
Никто не позволит нам здесь задержаться.
Ярра меня ненавидела и ревновала, а королева, несомненно, встанет на сторону своей дочери.
Джею вообще все равно – он за меня не заступится, потому что поиски артефакта давно уже затмили его разум. Да и разве я вправе о чем‑то у него просить, если сама буквально пару часов назад поставила жирную точку в наших отношениях?
С такими мыслями я вошла в распахнутые двери храма.
Людей не было ни внутри, ни снаружи – похоже, все занимались своими делами, – так что в просторном и наполненном благовониями помещении я оказалась совершенно одна.
Немного постояв на входе, принялась разговаривать с девушкой, погибшей пять столетий назад. Чувствовала, что мне нужно высказать то, что скопилось у меня на душе, с кем‑то этим поделиться. Так почему бы не с ней?
Искра.
Арара, если на наречии Аль‑Убари.
– Я знаю, однажды ты стояла вот тут, на этом самом месте, – говорила ей.
Потому что рядом с возвышением алтаря, укрытым золотой тканью, на которой лежали свежие цветы и курились пирамидки с благовониями, были нарисованы следы маленьких женских ног, возможно, обутых в сапожки или сандалии
Кажется, на это место можно было вставать – оно было намного потертее, чем остальные плиты пола в храме.
И я это сделала.
Встала туда, где когда‑то стояла Арара, Искра Аль‑Убари. Затем уставилась через арочное окно на застывший черный поток всего в нескольких десятках метров от храма, пытаясь представить, что она чувствовала в тот момент.
– Все то, что произошло со мной и моей драконицей, – говорила ей, – это такие мелочи перед лицом смертельной опасности, которую видела ты. Но ты не сломилась и не убежала, вместо этого сделала то, что была должна. Возможно, твое сердце все‑таки дрогнуло на пару мгновений, и ты стала сомневаться… Думала: быть может, тебе стоит покинуть город вместе с остальными…
Я все‑таки ушла с этого места, потому что стоять там стало невыносимо.
К тому же голову внезапно сдавило. Да так сильно, словно на меня накинули и принялись закручивать железный обруч, и я не могла понять, что со мной происходит.
Шаг, другой.
Давление усиливалось – не только на голову, но и на глаза, и мне стало казаться, будто вокруг меня закрутились светлые вихри Высшей магии.
Поморгала – как все это странно! – и вихри пропали. То есть я перестала их видеть, но чувствовала, что они рядом, хотя к магии я не обращалась. Не только это – внезапно я ощутила, будто Искра хочет, чтобы я продолжала.
Разговаривала с ней.
Рассказывала о себе и своей драконице. О том, что у меня на уме и на сердце.
– Но ты не убежала, – продолжала я, пытаясь хоть как‑то совладать с усиливавшейся головной болью. – Вместо этого сделала то, что должна, и остановила поток. Признаюсь, я понятия не имею, как тебе это удалось. Мне, как и остальным, остается лишь восхищаться силой твоей магии, безграничной любовью и способностью к самопожертвованию.
Едва чувствуя ноги, я все же подошла к стене, исписанной словами молитв и благодарностей.
Давление становилось невыносимым, и целительские заклинания не помогали.
Мир перед глазами то темнел, то наливался золотыми красками. А еще, когда я проводила пальцами по словам молитвы, тексты почему‑то стали вспыхивать алым под моими прикосновениями.
– Но знай: ты пожертвовала собой не зря, – из последних сил произнесла я. – Твое деяние не забыто, и твой подвиг до сих пор восхищает твоих потомков! Искра, Арара…
Тут мир изо всех сил вспыхнул золотом, а потом рассыпался на части. Мне показалось, что я падаю – так и есть, падала! – но я уже ничего, ничего не могла с этим поделать.
***
– Вам нужно немедленно уходить, – произнес Хаким, и это случилось после того, когда я более‑менее пришла в себя.
Но сначала я очнулась в доме Хакима на узкой софе в его гостиной, когда к моим губам поднесли кружку с резко пахнущим варевом. Тогда‑то я и открыла глаза.
Оказалось, напоить меня пытался Кассим, старик уговаривал сделать хотя бы глоток, а позади них маячили встревоженные парни из Хъедвига.
И я сделала то, что от меня хотели, – пригубила содержимое кружки.
Питье оказалось довольно мерзким не только на запах, но и на вкус, но я все‑таки допила его до конца, раз уж это должно было, по словам Хакима, вернуть мне силы.