Хорошо, всё-таки, что Димка был отличником и не пропускал уроки. В школе ему сбежать от меня не удалось и на перемене я затащил его в пустой туалет для разговора по душам. Димка, все время такой сильный и такой уверенный, будто сдулся и стал меньше размером и голос его почти дрожал, когда он говорил, что такого больше не повторится и что он просто не мог сдержаться, потому что я так много для него значу, что ему иногда невыносимо быть со мной рядом, зная, что я рядом, но я не его. Я думал, что такое бывает только в сказках. Только в мелодрамах для наивных барышень. Но оказалось, что такое бывает и в жизни, и произошло это не с кем-то, а со мной.
На урок мы так и не пошли, целовались до звездочек в глазах и никак не могли оторваться друг от друга. Я ещё пытался отстраниться, напомнить Димке, что сейчас математика, важный предмет, что скоро экзамен, но он, тот, кто за одиннадцать лет учебы ни разу не пропустил ни единого урока по неуважительной причине, хрипло выдохнул:
— Плевать.
И снова меня поцеловал.
***
Дни полетели стремительно. Когда счастлив — часов не наблюдаешь. И трусов не надеваешь. Мы занимались с Димой любовью, где только могли. Нам не так уж часто удавалось побыть наедине, поэтому мы использовали любой шанс. Вот уж никогда не замечал за собой склонности к экстриму и никогда бы не подумал, что когда-либо буду заниматься сексом в туалетной кабинке или в примерочной магазина, а поди ж ты. Конечно, первый наш раз был совсем в другой обстановке и все было совсем по-другому, потому что это был действительно первый раз и Димы, и мой. Конечно, не обошлось без неловкости, конечно, в первый раз и в несколько последующих у меня вовсе не кружилась голова от удовольствия, но мы постепенно узнавали друг друга физически, опытным путем выясняя, кому, что и как нравится и, в конце концов, по моему скромному мнению, почти достигли совершенства. Мы друг друга завести могли с полоборота, одного взгляда хватало. Ну, само собой, и гормоны давали о себе знать. И влюбленность. Хотелось постоянно. Будь моя воля, я бы наверное, вообще из объятий Диму не выпускал, да и он каждый раз отрывался от меня с неохотой.
Но как бы мне того не хотелось, время летело, приближались экзамены и тут-то мне боком вылезли все мои прогулы. У Димки прогулов было почти вдвое больше, но школьная администрация привычно закрыла на них глаза и он впервые не стал по этому поводу беситься, только вздохнул облегченно и засел за учебники, готовиться к экзаменам, ибо его мечта об обучении заграницей никуда не делась, хотя сам он несколько раз обмолвился о том, что мечта так и останется мечтой, потому что он просто не сможет оставить близких людей и уехать далеко. У меня же в планах не то что заграничного, вообще никакого обучения не было, потому что мой мозг целиком и полностью оккупировал Димка. Зато планы были у моей матери, оказывается. Всегда понимающая, милая и добрая мама куда-то делась, уступив место разъяренной фурии, которая требовала немедленно подтянуть учебу и перестать уже «таскаться за твоим распрекрасным Димой, помог ему и молодец, а сейчас нечего навязываться, уже, наверное, надоел ему». Если б она только знала…
Почти весь май мы с Димкой провели порознь, но вырывая из стремительно утекающего времени минуты, чтобы побыть вместе. Мы даже не разговаривали, просто срывали одежду и занимались любовью, пытаясь погасить в себе жажду обладания друг другом, но все равно этого было бесконечно мало. Не знаю почему вдруг, но наши отношения стали вдруг пронзительно-надрывные, как будто мы не к проклятым этим экзаменам готовились, а к войне, после которой больше никогда не увидимся.
В конце концов, все вернулось на круги своя. Позади остались нервотрепка с экзаменами и последний звонок, на который пришла и теть Наташа, конечно, она все ещё быстро уставала, но смогла просидеть всю торжественную часть и увидеть, как ее сыну вручают золотую медаль. Димка был счастлив почти до слез и даже ответил на рукопожатие отца, к которому до сих пор и близко даже не подходил. Я был безумно за Димку рад и счастлив только потому, что и он счастлив тоже. Наверное, он это почувствовал и вместо того, чтобы что-то говорить, просто затащил меня в почему-то незакрытую подсобку, где уборщица хранила свои принадлежности, и набросился на меня с такой страстью, будто до этого самого момента у нас не было ничего. Хотя этот раз действительно был особенным, ещё в процессе я думал, что запомню это, пожалуй, на всю жизнь. Неудобную из-за не до конца стянутых штанов позу, двигающегося во мне Диму и его жаркое дыханье в затылок, запах кислых тряпок на сваленных в углу ведрах, снующая туда-сюда перед носом швабра и при этом такой кайф, что в глазах мутнело. Мы тогда пика достигли почти одновременно, и это было так хорошо, что я не удержался на ногах, рухнул, как подкошенный, прямо на проклятые ведра с тряпками. Димка смеялся и пшикал на меня туалетной водой, стараясь отбить запах.