Что же я такого натворил, чтобы заслужить эти мучения?
Телефон с грохотом падает на кухонный островок, заставляя меня проверить экран на наличие трещин. Я достаю щипцы из ящика и бросаю куриные крылышки в миску с соусом. Среда — вечер семейного ужина, традиция, идущая с детства, когда у мамы был единственный выходной между двумя работами. Когда-то я готовил для мамы и Пен, и, несмотря на их попытки отплатить мне тем же, сумел сохранить эту традицию.
Пальцы чешутся схватить телефон и набраться смелости сказать Диане, чтобы она нашла другого дизайнера. Но лицо Джуди, назойливое напоминание, всплывает в памяти, как это уже случалось много раз после столкновения в коридоре «Ниволи». И вся смелость исчезает. Что же в этой девушке так меня выбивает из колеи?
Ладно, может, она действительно невероятно привлекательна. Округлое лицо создает впечатление наивной невинности, если бы я не видел ее целеустремленности. А забавное подкрашивание кончика носа, когда она улыбается, заставляет мое сердце таять. Но ведь множество красивых девушек не вызывают во меня таких чувств. В чем же дело? И как я собираюсь открывать ресторан, если такая отвлекающая красота тормозит концентрацию?
Я ставлю противень с куриными крылышками в духовку, когда дверь в коридоре резко распахивается. В мгновение ока квартира наполняется звуками шагов и разговоров.
— Мы дома! — радостный голос Пен раздается эхом в коридоре.
Слышен металлический лязг — запасные ключи от квартиры с грохотом падают на стол. Я включаю кран и тщательно мою руки, смывая соус перед неизбежным нашествием.
Часы будто бы тикают в унисон с моими нервами. Вдруг в квартире раздается шквал — буря детских шагов и визгливых криков. Вихрь из двух племянников-двойняшек, Гэбби и Эвана, вырывается из коридора.
— Теооо! — пронзительный крик звучит в воздухе, и в этот миг, когда ноги оказываются зажаты в их неистовых объятиях, вся тоска, вся чертовски испорченная атмосфера мгновенно улетучиваются, растворяясь в вихре детской энергии.
Невероятное ощущение — словно три маленьких человечка объединяются, чтобы выжать из меня последнюю негативную толику.
— Привет, Тедди, — спокойно и ровно произносит мама.
За ней входят Пен и Маркус. Пен по привычке плюхается на один из высоких стульев у барной стойки, а мама оставляет на столе элегантную белую коробку.
Я бросаю кухонное полотенце.
— Так, кто же у нас полакомился пончиками?
Присев на корточки, я подхватываю Гэбби и усаживаю себе на плечо.
— Мы не ели пончики, — уверяет Эван, хотя ярко-синее пятно на его подбородке говорит об обратном.
— Ах, правда? — я наклоняюсь, вытирая подбородок тыльной стороной ладони, наблюдая, как Гэбби неистово болтает ногами и чуть не сбивает Эвана с ног. — Тогда я угощу вас одним.
— Пончики! Пончики! — хором восклицают они.
Я обхожу стойку и вижу, как Гэбби раскидывает руки.
— Нет. Хватит пончиков, — решительно заявляет Пен, выглядя как полицейский, охраняющий порядок в нашем маленьком королевстве. — Клянусь, ты их совершенно испортил. Придется ввести строгий контроль за вашими посещениями.
— Не выдумывай, Пенни, — добродушно провозглашает Маркус, уже устроившись на диване перед телевизором, с бокалом в руке. — Мы ни за что не откажемся от бесплатной помощи с детьми.
Я усмехаюсь и поднимаю Гэбби повыше, ее вопль радует уши. Подходя к маме, я обнимаю ее за плечи.
— Привет, мам. Ужин почти готов.
Она смотрит на кухню, нервно сжимая руки.
— Чем я могу помочь?
— Ничем, — произношу я, доставая коробку с пончиками.
Две пустоты в рядах сладкой пышности говорят сами за себя.
— Вино в холодильнике. Принести?
Но мама, не дожидаясь моего приглашения, уже направляется к холодильнику, предчувствуя, что я не попрошу ее даже поднять палец. Я могу уговаривать ее до бесконечности, но мама так и не смогла забыть те времена, когда мне приходилось брать на себя все заботы, чтобы помочь.
Она устраивается рядом с Пен, и между ними тут же разгорается оживленная перепалка, смысл которой ускользает от меня. С дивана раздается недовольное ворчание Маркуса — он пытается высвободить Эвана из своих объятий и вернуть в зону действия телевизора. Гэбби, расположившись у меня на плече, начинает распевать какую-то мелодию, пронзительный голосок пронизывает все пространство.
Внезапно я ощущаю, как напряжение, до этого незаметно давившее на меня, исчезает, оставляя плечи удивительно легкими. Черт возьми, среды — это настоящая отдушина, островок смысла в водовороте повседневности.