Но, к сожалению, клиенты не всегда бывают радужными, они скорее капризны, нетерпеливы, чрезмерно требовательны и откровенно неприятны, что весьма сказывается на удовольствии от процесса.
Выбравшись из метро, я быстро преодолеваю четыре квартала до шоурума, который расположен между аптекой и стоматологическим кабинетом, на окнах которого можно было бы написать: «Приходите сюда, чтобы умереть». Осознав, что я уже на пять минут опоздала, устремляюсь к двери, и в этот момент тротуар сверкает, передо мной останавливается машина — огромный внедорожник с тонированными стеклами такой глубины, что за ними трудно разглядеть хоть что-то.
— Что-то потеряли?
Этот звук — самый ненавистный на свете: сухой, безжизненный голос Тео Джордана.
Мне приходит в голову игнорировать его. Но сумка кажется подозрительно легкой, и я почти уверена, что блокнот остался лежать на тротуаре. Резко останавливаюсь, мысленно проклиная себя. Должно быть, в прошлой жизни я была серийной убийцей. Только так можно объяснить кармическую расплату, которая обрушилась на меня в лице этого невыносимого человека.
Впрочем, если бы я и впрямь была убийцей, может, удалось бы расправиться с ним навсегда и остаться безнаказанной? Эта мысль значительно поднимает настроение.
— Доброе утро, Теодор, — произношу я с ироничной легкостью.
— Знаете, на всем белом свете нет ни одного человека, который бы меня так называл.
Он хлопает дверью абсолютно черного автомобиля, и, надо признать, машина ему в полной мере соответствует. Это словно увеличенная версия катафалка. Именно на таком мне кажется, Мрачный Жнец17 катается, собирая жатву.
— О, простите, — с наигранной озабоченностью произношу я, прижимая руку к груди. — Вам не нравится?
Тео медленно приближается, убирая ключи в карман потертых черных джинсов. Бейсболка надвинута низко на лоб — небольшое облегчение, можно не встречаться с привычным циничным взглядом, который всегда сверкает в его глазах.
Но ухмылку я различу даже в этом полумраке.
Он чуть наклоняется вперед, нарушая мое старательно охраняемое личное пространство. Не настолько, чтобы заставить отступить, но достаточно, чтобы в животе что-то взорвалось — яркий, острый фейерверк. Боже, какой же он высокий.
— Нет, — шепчет он, голос мягкий, но с неожиданной настойчивостью. — Мне нравится.
Мое лицо искажает гримаса при мысли, что случайно сделала что-то, что ему понравилось. Но в следующее мгновение ухмылка превращается в жесткую линию, и я понимаю — он просто издевается. Я его разозлила, и это приносит какое-то извращенное удовлетворение.
Наклоняюсь за блокнотом, а когда выпрямляюсь, он уже стоит, держа открытой дверь шоурума, и смотрит на несуществующие часы.
— Пожалуйста.
Ненавижу его.
Медленно убираю блокнот в сумку, аккуратно застегивая ее. Разглаживаю складки на юбке, поправляю футболку, и, поднимая взгляд, вылавливаю улыбку, которая говорит: «Надеюсь, ты сегодня вечером утонешь в собственной желчи».
Чувствую, как он закатывает глаза, проходя мимо меня в дверь.
«Крейт энд Ко18» — моя личная страна чудес. Не сама атмосфера, она здесь довольно строгая и холодная, залитая незаслуженно ярким флуоресцентным светом. Но вещи — оттенки, текстуры — всегда завораживают. Я в этом бизнесе достаточно долго, чтобы запах свежей древесины успокаивал подступающую тревогу.
— Привет, Омар! — восклицаю я, обращаясь к продавцу, стучащему по клавиатуре за стойкой.
— Джуди! Каждый твой визит — как праздник!
Улыбаюсь в ответ.
— Это потому, что я твой самый прибыльный клиент.
Омар работает в «Крейт энд Ко». столько, сколько я сюда хожу, и он — мой любимый продавец. Ему где-то семьдесят пять, и он как-то сказал, что искренне верит: как только перестанет работать, тут же уснет. Навсегда.
— А еще ты очаровательна, — добавляет он с теплотой.
Качаю головой, направляясь вглубь шоурума, явно ощущая присутствие Тео где-то позади. Демона, приставленного ко мне.
— У тебя особенный друг? — спрашивает Омар, подмигивая.
— Он милый, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Тебе стоит взять на заметку.
Сначала мы рассматриваем образцы красок, хотя я не собираюсь посвящать его в сегодняшние планы. Вместо этого заставляю следовать за собой, маневрируя между стеллажами, пока наконец не добираюсь до большого, потертого рабочего стола, усыпанного яркими пятнами, словно кто-то неистово размахивал в его окрестностях сверкающей кистью.