Возможно, Тео хотел, чтобы я, как на кулинарных шоу, щепоткой приправила. Я использую вилку, чтобы равномерно распределить соль по сероватой поверхности фриттаты. Почему она такая серая?
— Ну что ж, — говорю я, указывая на его вилку. — Давай, пробуй.
— Я? Ты, должно быть, шутишь.
— Я совершенно серьезна, ты же обладаешь тонким вкусом…
— Который ты вот-вот испортишь…
— Ты просто трус…
— Нам обоим не следует это есть…
— О, боже! Хорошо! — я, не раздумывая, втыкаю вилку в сковороду, и вижу, как на его лице появляется выражение ужаса, пока подношу кусочек к губам.
— Стой! — его пальцы обвивают мое запястье. — Стой. Если настаиваешь на том, чтобы попробовать это, я сделаю то же самое.
Он вырывает вилку из моих рук и засовывает кусок себе в рот. Я затаиваю дыхание, наблюдая, как Тео жует. Отчасти тайно надеясь, что это будет вкусно, а отчасти — намереваясь поймать первые признаки рвотного рефлекса, чтобы успеть отойти.
Тео кивает, проглатывая, и в голосе появляется неуверенность.
— Мм. Угу.
Я с недоверием открываю рот.
— Правда, вкусно?
Я тянусь за вилкой, но Тео отталкивает мою руку, снова ныряя в сковороду за новыми порциями. Я с восторгом наблюдаю, как он глотает, останавливаясь, чтобы взглянуть на меня с вилкой, нависающей над фриттатой. Но невозмутимое выражение лица сменяется чистой паникой.
— Холланд, я умоляю тебя. Перестань смотреть на меня так, будто совершила кулинарное чудо. Мне нужно прекратить это есть.
— Что? Плохо?
Тео стонет, спеша вытащить мусорное ведро из-под стола, чтобы сплюнуть.
— Я умру от сальмонеллеза48…
— Так почему это ешь?
— Я стану посмешищем! — Тео жадно делает глоток воды. — Если ты мертв, это действительно имеет значение? «Шефа, за которым следят на протяжении шести лет, убивает собственное блюдо». Ты должна взять на себя ответственность…
— Не собираюсь! Это тебе и надо за ложь!
Он горестно качает головой.
— Почему оно серое, Холланд? Почему?
И в тот момент я не сдерживаюсь. Его испуганный взгляд вызывает приступ смеха. Громкий, до слез, смех, когда перехватывает дыхание, а в ребрах словно бушует огонь. Тео наклоняется к столу, пряча лицо в локте, и плечи начинают трястись.
Он тоже смеется. Тео Джордан смеется, и этот звук такой глубокий, теплый и неожиданно радостный, что вызывает новую волну хохота.
— О боже! Ты умеешь смеяться! — я хватаю его за спину футболки и дергаю. — Дай увидеть!
— Отвянь! — его голос хриплый, наполненный смехом. Тео слепо отмахивается. — Ты не сможешь мучить меня весь день. Ты только что попыталась отравить меня!
Я дергаю его за футболку. Когда это не срабатывает, хватаю за задние карманы джинсов и тяну.
— Дай увидеть! Ну же, я заслужила этот смех. Подаришь славу?
Тео разворачивается, и я издаю возбужденный вопль, когда он перекидывает меня через плечо.
— Славу, говоришь? Думаю, ты уже достаточно ее отняла. Ты и твоя отравленная фриттата.
Слезы от смеха стекают по лбу, пока Тео обходит стол и бросает меня на табурет у импровизированного рабочего места. Он помогает распутать волосы и качает головой, когда я, наконец, освобождаюсь.
— Наверняка ты жалеешь, что связался с «Чириуз», а? — произношу я, протянув руку к пакету с хлопьями и закинув в рот пару штук.
Тео делает то же самое, упираясь руками в спинку табурета. Он жует, а я смотрю на него, полная недоумения.
— Знай: вопреки общепринятому мнению, я на самом деле хороший человек. Так что, несмотря на попытку убийства, сделаю тебе одолжение. Мы с шеф-поваром приходим сюда по понедельникам и средам, тестируем рецепты. Заходи, когда хочешь. Может, научишься чему-то новому.
Я останавливаюсь, затаив дыхание, когда Тео, забравшись пальцем за уголок волос, обводит прядь вокруг уха. Внезапно Тео оказывается слишком близко, взгляд становится чересчур непримиримым, гордым, таким, что возвращает меня к моментам, когда он позволял рукам делать то, чего делать не следовало. Когда видела, как Тео творит что-то неразрешимое и недоступное, и не могла выбросить из головы, ложась спать.
Улыбка исчезает с лица, а оегкая дрожь охватывает с головы до ног, каждая клеточка оживает, пытаясь совладать с острым желанием, борющимся с протестом разума. Мне холодно и в то же время невыносимо жарко. Я бодрствую, но чувствую себя словно в странном сне.
Брови Тео поднимаются, он ощущает изменение энергии, взгляд падает на губы, и тут до меня доходит, что я кусаю губу.