— Это не «Выживший»50, — смеюсь я, выставляя ногу между нами и игриво касаясь его голени. Тео хватает мою ногу, прежде чем успеваю ее убрать. — Мы в километре от цивилизации. Разворачивай лодку, и давай отправимся на обед.
— Нет. У меня уже есть план, — он делает вид, что изучает мою ногу. — Выглядит аппетитно.
— Не хватит смелости.
Он притягивает меня к себе и шутливо обхватывает лодыжку пальцами, бросая на меня озорной взгляд.
— А это, пожалуй, не лучший способ разговаривать с тем, кто держит твою жизнь в своих руках?
— Тео Джордан, если начнешь меня щекотать, наша дружба закончится.
Он склоняет голову, смеясь.
— Дружба, да? Любопытно…
— Не будет, если продолжишь в том же духе.
— Я помню, как ты называла меня придурком…
— И ничего не изменилось.
Я резко вырываю ногу, и Тео, с тихим восклицанием, падает на колени передо мной, не в силах удержать ускользнувшую добычу.
— О, ты явно влипла, — говорит он, издав низкий, лишенный радости смешок.
На этот раз хватает лодыжки обеими руками, и мне с трудом удается удержаться за подол платья, когда тянет меня к себе. Я приземляюсь на ягодицы с громким вскриком, а Тео тянет еще раз, заставляя скользить по полу к нему, и я оказываюсь лежащей ничком.
— Говорила, что я не нравлюсь тебе, — Тео приближается. — Называла Скруджем Макдаком, — он опускается на руки и ползет надо мной, поза кажется соблазнительно хищной, и во рту пересыхает, а конечности словно наливаются свинцом от напряжения. — Ненавидела меня, — продолжает он, прищуриваясь, когда оказывается на одном уровне с моим лицом, а руки крепко упираются в пол по бокам от головы. — Наверняка желала смерти.
— Раз или два, — кокетливо подмигиваю я. — Но это было бы не так уж больно, обещаю, — добавляю я, легко ударяя его в грудь.
Игривость исчезает, и на его лице появляется отрешенное выражение, хотя смотрит прямо на меня.
— Не желал, что ты меня ненавидела.
Я хочу напомнить, что и Тео относился ко мне не слишком дружелюбно, что не хватило смелости оставить меня в проекте. Но вместо этого молча смотрю на него, чувствуя, как Тео покачивается, ощущая его колени, касающиеся бедер. Недели… недели, проведенные в его обществе, — все это вдруг обретает новый, неожиданный смысл. В молчаливом противостоянии, в близости тел, в воздухе витает что-то большее, чем просто дружеская шутка.
Снова эта жгучая тоска. Хочу его кожу — всю, до последней поры. На себе, внутри себя.
Тео скользит пальцем по ряду пяти крошечных серебряных колец, прильнувших к моей мочке.
— Симпатично, — говорит он. — Их не было, когда мы в последний раз работали вместе.
Мурашки бегут по коже. От его прикосновения? Или от того, что помнит, как я выглядела три года назад?
Его взгляд рассеян, рука нежна, а большой палец скользит по моим губам, в то время как кончики пальцев, едва касаясь, щекочут виски, ласкают щеку. В жестах — почти благоговение. Какой-то ритуал, сладкая жертва, принесенная в мою честь, заставляющая чувствовать себя желанной, обожаемой, совершенной. И я уже готова умолять о поцелуе, мечтая о том, чтобы мы остались одни, а не…
Плеск воды.
Тео вздрагивает, и я вижу, как возвращается в его глаза ясность, когда осматривает окрестности и понимает, как близко склонился надо мной.
— Черт… Прости, — он отступает, и я остро ощущаю его отсутствие. Если бы не раскаяние, я бы подумала, что это жар наложил румянец на его щеки. — Это было… я сам не знаю.
Извинений я не ждала. Но неловкость заставляет выдавить беззаботную улыбку.
— Не переживай.
Он помогает мне подняться, как раз когда кто-то на соседней лодке совершает эффектный прыжок в воду.
— Пойдем купаться, — говорит он.
На мгновение я думаю, что это шутка — разве что у него в кармане запрятан купальник. Но решимость неподдельна, пока мы смотрим, как люди плещутся в воде, с той трогательной детской целеустремленностью, с какой ребенок решает, что сегодня обязательно научится кататься на велосипеде. И одним плавным движением он скидывает футболку.
Я успеваю увидеть напряженные мышцы груди, прежде чем отворачиваюсь, сосредотачиваясь на прибрежном дереве, пока Тео расстегивает молнию на брюках.
— Похоже, я пропустила момент, когда мы стали друзьями, которые раздеваются друг перед другом, — говорю я, стиснув зубы, потому что звук падающих на дно лодки брюк заставляет почувствовать, как дрожат колени.
— Ты была там, дорогая. И, кажется, первая разделась, — его голос тот же тихий голос, которым говорил, стоя на коленях у моей постели в отеле.