Вообще предложенную Октавианом помощь Антоний должен был расценивать как совершенно недостаточную — его соперник на западе практически полностью списал его со счета. Как гласит традиция, решение отказаться от помощи Октавии вырвала у Антония Клеопатра своими сетованиями и угрозой покончить с собой. Это вполне могло соответствовать действительности, однако последствия этого решения были чрезвычайно серьезны. Между Антонием и Октавианом с этого момента — шел 35 год до н. э. — все было кончено: западная и восточная части империи шли каждая своим путем.
Между тем противоположность интересов Ирода и египетской царицы снова привела к напряженности в отношениях, пока наконец искусному политику Ироду не удалось в присутствии Антония спять с себя все упреки. Клеопатра осталась этим недовольна, так как видела в Ироде своего врага, к которому испытывала жгучую ненависть как по личным, так и по политическим причинам. Охотнее всего она бы уничтожила державу Ирода в Палестине, но Антоний не мог себе позволить лишиться такого вассала. Все просьбы и заклинания Клеопатры на этот раз были безуспешны, ибо Ирод занимал прочное место в системе вассальных государств Востока, которые после неудачного парфянского похода играли более важную роль, чем когда-либо.
Но победа Клеопатры над своей соперницей Октавией была полной: римлянка была унижена, чего она никоим образом не заслужила. Царица Египта достигла давно желанной цели: Антоний, ее супруг и патрон, на веки вечные связал с ней свою судьбу. Для него теперь не было отступления — он должен был идти рука об руку с Клеопатрой до самого конца.
Отношения обоих стали еще теснее после того, как Антоний, отказавшись от вновь задуманного парфянского похода, обратился против Армении и ее царя Артавазда (34 г.), которого он — абсолютно несправедливо — рассматривал как главного виновника своего поражения. При помощи запугивания и коварства Антоний завладел несчастным царем, его заковали в серебряные цепи и доставили в Александрию. Здесь он должен был стать украшением триумфального шествия Антония. Его и впредь содержа-.411 в заключении в Александрии, а в конце своего царствования Клеопатра еще успела его казнить.
Этот триумф Антония был первым, отпразднованным вне Рима. На всем Переднем Востоке он произвел огромное впечатление, но в конечном счете этот триумф означал отказ от Рима и от всей римской традиции. Велико было возмущение в Риме, а когда Антоний вложил свой тавровый венок в руки александрийского Сараписа, стало ясно, куда он держит путь. Антоний хотел утвердиться на Востоке в качестве мирового властелина и наследника Александра. Клеопатра всячески ему содействовала в этом: восседая на высоком троне, она требовала для себя проскипесиса. Однако она не приняла во внимание гражданское мужество армянского царя, наотрез отказавшегося унижаться перед ней, и Клеопатра ему этого не простила.
Затем — лишь несколько дней спустя после триумфа — произошла знаменитая сцена в александрийском гимнасии. На высокой трибуне восседали Антоний и Клеопатра, окруженные своими детьми и пестрой толпой высших государственных сановников, римских офицеров и македонских наместников. Для царицы был воздвигнут золотой троп, трибуна была обита серебром. Взору народа предстали могущественные повелители Востока вместе с их детьми — Цезарион в римской одежде, прочие царевичи в роскошных нарядах восточных властителей. И здесь Антоний сделал последний шаг, который ему еще оставалось сделать: перед всем народом он провозгласил Клеопатру «царицей царей» (basilissa basiléon), а ее детей — царями. Клеопатре было вверено управление Египтом и Ливией, кроме того, осуществление своего рода высшего надзора над своими детьми. Старший из них, Цезарион, был провозглашен соправителем матери, Александру Гелиосу предстояло получить власть над Арменией и Мидией, включая все области к востоку от Евфрата, Клеопатра Селена должна была править Киреной (а это была римская провинция), а Птолемей Филадельф — сопредельными птолемеевскими владениями в Сирии и Финикии вплоть до Киликии. В действительности, однако, все выглядело совсем иначе, ибо ни Антоний, ни Клеопатра не пользовались сколько-нибудь реальным авторитетом в странах Востока и многословные прокламации в александрийском гимнасии не могли скрыть того, что действительной властью они практически не обладали.
Во время этой внешне очень впечатляющей сцены Антоний продолжал играть роль всемогущего патрона Птолемеев. У него была известная слабость к пышным массовым сценам, а население египетской столицы было в восторге от его мужественного облика и повелительных манер. Клеопатра, которая выступала в наряде богини Исиды, стала называться отныне — и притом совершенно официально — Новой Исидой. Таким образом, была преодолела грань между сферой человеческого и сферой божественного: царица уже при жизни была возвеличена до уровня богов. С полным правом заметил по этому поводу Феликс Штеелин: «То, к чему напрасно стремился Цезарь, — достижение греко-римской basileia, т. е. царской власти двойного римско-эллинистического характера, — было теперь осуществлено в эллинистическо-римской форме» Все же Антоний не решился — ив этом он подобен своему великому предшественнику Цезарю — сделать последний, заключительный шаг: нигде мы не найдем даже малейшего указания на то, что Антоний хотел провозгласить себя наравне с Клеопатрой «царем царей»; ему было достаточно в качестве ее патрона иметь в своих руках реальную власть. Но что в конечном счете удержало его от этого? По-видимому, дело заключалось в недостаточной легитимности его положения. Антоний мог быть супругом царицы и ее защитником, но не государем божьей милостью, наделенным особой личной харизмой. Не следует недооценивать этого различия: оно подводит нас к пониманию сокровенных тайн античного единовластия.
Дарения, сделанные в Александрии (34 г. до н. э.), навлекли на Антония большое недовольство в Риме. Действительно, он отрекся от всех римских традиций, среди которых вырос. Он мнил себя новым Александром. Не следует удивляться тому, что в Риме получили хождение самые нелепые слухи. Особенно много поводов к всевозможным злобным высказываниям давали устраивавшиеся при дворе Клеопатры пиры. В этих пиршествах не стыдились якобы принимать участие даже некоторые римляне, как, например, Мунаций Планк, ставший позднее одним из самых близких друзей Августа. В костюме морского старца Главка он будто бы исполнял перед придворным обществом непристойный танец, а когда Клеопатра из чистого озорства поспорила с Антонием, что может за один раз проглотить 10 миллионов сестерциев, тот же Мунаций Планк будто бы принял на себя обязанности третейского судьи. Клеопатра же растворила в уксусе баснословной цены жемчужину и в таком виде проглотила ее, если только сообщения античных источников (в первую очередь Плиний, NH, IX, 119 и сл.) соответствуют действительности. Возможно, однако, что все это лишь вымысел. Равным образом рассказы об аметистовом амулете, будто бы предохранявшем от опьянения, и ночной посуде египетской царицы из чистого золота являются всего лишь измышлениями безудержной фантазии, которым, однако, в Риме верили даже очень серьезные люди, поскольку считали, что в Александрии — этом античном Вавилоне — все было возможно. Особенно старались изобразить, не жалея красок, гаремную жизнь Антония его прежние друзья, переметнувшиеся в противоположный лагерь, такие, как Г. Азиний Поллион и М. Валерий Мессала. Но это относится уже к области пропаганды, которой усердно занимались враги Антония. Они не могли не воспользоваться столь благодатным материалом, чтобы представить Антония грубым ландскнехтом, а Клеопатру — отъявленной колдуньей, полностью покорившей римлянина своими чарами.
В Александрии на самом деле пир шел горой. Застольные утехи сменялись охотой, изысканные пиршества — грубыми развлечениями на столичных улицах. Антоний был окружен толпой паразитов и льстецов. Все они заискивали перед ним, превозносили его как величайшего полководца всех времен. За всем этим Антоний забывал о действительности и жил только своими удовольствиями. Лишь скудные известия проникали в мир обоих влюбленных из Рима, тем более что у Антония были все основания порвать отношения с Октавианом и изгнать его из своего сердца. Были порваны все связи и с Октавией, так что неограниченной хозяйкой положения осталась Клеопатра.