Вскоре такой случай Ему представился. Сосновский пригласил к себе на загородную виллу олигарха Лебедева, с которым был в давних приятелях. Потому, какой таинственностью был окружен предстоящий визит Лебедева, Он сразу понял, что будут обсуждаться какие-то очень и очень важные вопросы. Так и случилось.
Позже, просматривая запись этой беседы, Он изнывал от ярости и от бессилия что-либо изменить. Наивно было бы полагать, что кто-то возмет на себя смелость придать эту видеокассету гласности. Это все равно, что подписать самому себе смертный приговор. Найдется ли такой смельчак? Вряд ли. Во всяком случае, среди пишущей братии Он таких не знал, не видел. И Он с стал ждать дальнейшего развития событий. А они не заставили себя долго ждать. Со взрывов жилых домов и нападения банд Басаева и Хотаба на Дагестан начал осуществляться страшный и подлый сверх всякой меры сценарий двух олигархов. А потом разразилась новая "победоносная" военная кампания в Чечне, выдвинувшая на авансцену нового "героя", молодого, энерогичного, решительного и бескомпромиссного, собравшегося "мочить" бандитов даже в сортире". Эта фраза подняла его рейтинг на не бывалую высоту.
А видеокассета лежала в тайнике Его квартиры и требовала решения. Что делать? Теперь каждую ночь Он вместе со своим взводом был на Кандагаре. Вместе в парнями карабкался вверх, цепляясь за мокрые, осклизлые камни, и погибал под кинжальным огнем "духов". И вновь гремело, хохотало и улюлюкало, потешаясь над ними, чужое многоликое эхо. "Когда ты покончишь с этой сволочью?!" - строго спрашивал Его мертвый взводный Миша Чугунов. "Когда?" - вторил ему рядовой Обнищенко, потрясая в воздухе оторванной ногой. "Когда?" - спрашивали остальные. А он ничего не мог им ответить. Теперь каждая ночь превращалась для него в пытку.
Онажды Он натолкнулся в какой-то газете на сообщение о конференции независимых средств массовой информации. Решил сходить. Из всех выступлений ему понравилось выступление журналиста из Владивостока Вахрушева. Тот не хвастал, как все прочие, своей независимостью и боевитостью, нет. Наоборот, говорил, что свобода и независимость СМИ - блеф, красивая сказка для простаков. Свободы не было, нет и не может быть в принципе. Он не знает как в Москве, а в провинции газеты и журналы бы давно прогорели без поддержки денежных мешков. А кто платит, тот и заказывает музыку. Журналисты становятся все более циничны и напоминают девиц на панели - озабочены лишь тем, как себя подороже продать. Его выступление вызвало бурю возмущения в зале. А Он понял, что Вахрушев именно тот, кто ему нужен. Этот не побоится рассказать страшную правду, чем бы это ему не грозило.
На следуюющий день Он, изменив до неузнаваемости внешность, вновь был на конференции и, отыскав Вахрушева в фойе, незаметно сунул ему в руку пакет с копией кассеты, прошептал: "Это очень важно. Просмотри и сам решай, что с этим делать".
Но через несколько дней Он узнал, что ищейки Варданяна вышли на Вахрушева. Журналиста сдал кто-то из своих. Он даже догадывался - кто именно. Так как газеты запестрели сенсационными заголовками: "Очередная жертва правового беспредела", "Отстрел журналистов продолжается", "Кто следующий?", извещая об убийстве журналиста газеты "Сегодня" Виталия Горбовского. Тот, будто Иуда Искариот, решил разбогатеть, продав своего товарища, за что и поплатился. Сосновский и его кодла подобных свидетелей в живых не оставляют. О чем Горбовский, если бы не был дураком, мог бы сам догадаться. Вахрушева убили в Новосибирске. Однако, нашли у него кассету или нет, Он не знал. Больше попыток связаться с кем-то из журналистов Он не предпринимал. Меж тем события продолжали развиваться в точном соответствии со сценарием олигархов. Дряхлый патриарх подал в отставку, а к власти пришел новый "герой", который под восторженные крики толпы был благополучно избран в президенты. Под него была наспех создана новая партия, получившая в Думе большинство мест. Все было, как говорил когда-то взводный Миша Чугунов, "зашибись". Как там у поэта? "Кричали женщины: "Ура!", и в воздух чепчики бросали". Ха-ха! От всего этого можно повеситься. Суки!
Глава пятая: Иванов. Плохое настроение.
Забродила память, будто хмельная брага ударила в голову, и так мне стало нехорошо, так муторно. До зубовного скрежета. До зверинного рыка. До зуда в кулаках. Так захотелось выйти на улицу и какой-нибудь сволочи набить физиономию, отвести, так сказать, душу, спустить пар.
Ну, блин, вооще! Подобное может взбрести в голову только этому придурку Иванову. Больше ни кому. Ага.
"Сам дурак! - тут же возникает он. - Привык паршивое настроение на мне вымещать. Хорошо устроился".
Он подходит к окну, открывает форточку и, высунувшись наружу чуть ли не до пояса, благим матом орет:
"Ау! Люди! Где вы?! Я любил вас!"
"У-у!... И-и!... А-ас!", - гремит эхо в гулкой пустоте и теряется где-то на задворках Вселенной.
"А ну брось безобразничать! - строго говорю я. - А то всех прохожих распугаешь".
Иванов нехотя закрывает форточку, говорит несколько раздраженно:
"Фигня все это! Нет там никого и никогда не было. Врет все Говоров. Он у тебя великий выдумщик".
"Где - там?"
"Да в Космосе этом гребанном. Мне кажется, что твой Говоров малость на этом шизанулся".
"Вот те раз! - удивляюсь. - Ты ж сам совсем недавно меня убеждал в обратном."
"Я пересмотрел свои взгляды. Допрос Тушканчика меня окончательно убедил. Если бы он был, этот самый Создатель, то разве бы допустил подобное? Слушай, неужто нет никакой управы на этих сосновских, лебедевых и прочих?"
"Спроси что-нибудь полегче", - вздыхаю я.
"Похоже что так. Ими уже давно все конролируется. Ситуация! Влипли так влипли."
"Не говори!" - соглашаюсь.
Иванов пританцовывающей блатной похожкой прошелся по комнате, рванул на груди рубаху и дурнинушкой запел:
"Врагу не сдается наш гордый "Варяг". Пощады никто не желает!"
"Ну, ты в конец оборзел! - возмущаюсь я. - Ведешь себя, как последняя шпана. Что я завтра соседям скажу".
"С соседями будет все нормально, - нехотя отвечает он. - Ты ведь прекрасно знаешь, что я существую только в твоем воображении. Но если бы ни я, то ты давно бы спятил. Ага. Так что, если разобраться, тебе со мной здорово повезло. Однако, тошно что-то мне! Напиться что ли?"
"Напейся".
"Так-то оно так. Но у меня принцип - я один не пью. А тебе твоя Светлана не разрешает. Сердце! Будто раньше у тебя вместо сердца был кусок говядины. Да, крепко ты, дружище, влип, надолго, если не насовсем попал к ней под каблук. Факт. Никогда бы не подумал."
"Никуда и ни к кому я не попал. Мелешь что попало."
"Ха! И этим все сказано. Ладно, бывай, герой!"
И Иванов исчез. Но вместе с ним не исчезло плохое настроение. А оно у меня, как говорил когда-то Райкин, - мерзопакостное. О-хо-хо! Что делать и как с этим бороться - ума не приложу. Ага.