Сперва она начала испытывать беспокойство во время деловых встреч в офисе. Она заметила, что чувствует дискомфорт, когда её пытаются в чём-то убедить. В те моменты она ощущала себя загнанной в угол, и ей хотелось убежать. Через пару месяцев ей стало трудно находиться в людных местах. Она начала избегать длительных поездок, путешествий и даже перестала водить машину. Пытаясь решить эту проблему, она обращалась к психиатрам и психотерапевтам, но те не смогли ей помочь. Спустя четыре года непрекращающейся тревоги и панических атак она уже не могла нормально существовать без успокоительных. Ей не хотелось принимать их, но она всё чаще понимала, что только так она сможет пережить ещё один день.
Тревога стала постоянной спутницей Линдси. Просыпаясь, она гадала, когда тревога вновь нападёт на неё. «Так невозможно жить. Это ужасное чувство убивает меня. Я не знаю, как от него отделаться. Стоит мне расслабиться, оно уже тут как тут». Став жертвой собственных эмоций, Линдси тратила все свои силы на ожидание тревоги и попытки противостоять ей. Она и не надеялась на хороший спокойный день, а скрепя сердце готовилась к очередному поражению в борьбе с тревогой.
В какой-то момент она даже хотела расстаться с жизнью. Мысль о суициде перестала пугать её и казалась единственным возможным выходом. Тогда она решила перестать убегать от своих чувств, а вместо этого принять их и взять на себя ответственность за них. Именно тогда Линдси обратилась ко мне.
Каждой жертве нужен злодей, чтобы оправдывать своё уныние и бездействие. Из-за этого жертвы склонны видеть признаки обмана, оскорблений или манипуляции даже в нормальных, здоровых отношениях. Им может казаться, что супруг или дети оказывают на них давление своими ожиданиями. Самые дружеские советы друзей, родителей или приятелей могут показаться им бестактными и неуместными. Они всё принимают на свой счёт. Любую, даже самую незначительную неприятность они воспринимают как доказательство того, что им не везёт в жизни, что вселенная против них и им никогда не стать счастливыми.
Можно было бы предположить, что синдром жертвы заставляет нас относиться к себе добрее и бережнее. Однако это не так. Вы и сами, вероятно, не раз замечали, что внутренняя жертва бывает весьма нетерпимой и категоричной. Она делит мир на чёрное и белое, людей – на плохих и хороших, сильных и слабых. Себя она, конечно же, относит к последним.
С юности Дженни испытывала дискомфорт в обществе других людей. Эрудиция и хорошие отметки не помогли ей завоевать популярность у сверстников. Некоторые одноклассники дразнили её заучкой, тихоней, синим чулком и другими не менее обидными прозвищами. Другие относились к ней хорошо. Но Дженни запомнила только тех, кто заставил её чувствовать себя некрасивой и неинтересной. Во взрослом возрасте Дженни, как правило, выбирала в партнёры эмоционально недоступных мужчин или откровенных изменщиков, которые пользовались её наивностью и доверчивостью. Каждый раз, когда открывалось очередное предательство, Дженни злилась на себя, вместо того чтобы обратить свой гнев на тех, кто поступил с ней недостойно. День за днём она повторяла себе: «Я никому не нравлюсь. У меня всё не как у людей. Как меня можно любить? Если бы я была лучше, мужчины не бросали бы меня…». Постоянное самокопание вкупе с общим недоверием к окружающим сделало Дженни излишне чувствительной и застенчивой. Но это не мешало ей бросаться из одних нездоровых отношений в другие. У неё были свои представления об абьюзе, в которые не укладывался её опыт общения с мужчинами. Где бы она ни знакомилась – на работе, на отдыхе или просто на улице, – мужчины теряли к ней интерес, стоило им немного узнать её. Она постоянно задавалась вопросом: что она делает не так? Или на ней венец безбрачия?
Дженни постепенно погружалась в депрессию и закрывалась от людей. Она отталкивала даже тех немногих друзей, которые искренне хотели и дальше с ней общаться. На одном из наших сеансов она рассказала, что её друг прислал ей по электронной почте письмо, в котором интересовался, как у неё дела. Она написала ему, что неважно себя чувствует. В ответ он лишь выразил сожаление и надежду на то, что ей скоро станет лучше. Это письмо ещё сильнее расстроило Дженни. Оно показалось ей формальным и бездушным, и она решила, что другу совершенно наплевать на то, как она себя чувствует. В ответном письме она упрекнула друга в равнодушии, но он возразил, что он действительно хотел знать, как у неё дела, и поэтому написал. Его ответ разозлил Дженни. Она решила, что он совсем не умеет воспринимать критику. На этом их общение закончилось.