«Закончен прием сдавшихся в плен немецко-фашистских войск по всему советско-германскому фронту».
— Значит, хребет мы им окончательно сломали, — прохрипел капитан, из которого доктора вытащили ни мало ни много — восемнадцать пуль, и он теперь не говорил, а хрипел, пока лежал в лежку, но было видно по человеку, что выживет.
С капитаном все согласились. Нельзя было не соглашаться с человеком, который был парламентером в Бреслау. В него палили всей ротой сопливые недоумки, которым он шел предлагать жизнь, сказать, что она принадлежит не Гитлеру, а будущей Германии.
В госпитале многие знали, где и когда был ранен этот капитан. Про него и «ранен» сказать было неловко — его просто восемнадцать раз пытались убить, убивали, но не смогли. О нем часто спорили, и многие говорили, что и ходить-то не стоило, ведь замкомбата, а не министр иностранных дел, приказали и стреляй, а дальше видно будет. В конце концов, если враг не сдается, его уничтожают. Но были и другие мнения: «Ведь почему пошел? Увидал, что молодые».
Фомин тоже думал об этом, но так до конца и не решил, кто из спорящих прав, но то, что смог сделать этот капитан, на что нашел в себе силы, провоевав с фашистами три года и зная всю их сволочную натуру, ставило его в глазах Фомина на недосягаемую высоту человеческого самопожертвования, которая и в уме поместиться не могла, но навечно осталась в жизни.
Борька, друг его тягостной годины.
Майя Пегливанова, краснодонка, двоюродная сестра, член «Молодой гвардии».
Пров Рассохин, хозяйственный и спокойный человек, без которого и земля-то кажется овдовевшей.
Неуемный кавказец Абассов и трудяги войны медсанбатские девчата.
Надежный сибиряк Кремнев.
Гвардии майор Беляев, неведомым командирским чутьем нашедший в нем, санинструкторе, командира.
Капитан-парламентер с койки в другом углу палаты.
Кто они ему? Кем приходятся отныне вошедшие навек в его судьбу люди?
Многое можно передумать на госпитальной койке…
В конце июня вышел старшина Фомин из госпиталя с проездными документами в родной Артемовск, и еще дали ему три месяца отпуска по ранению. Мать и плакала, и радовалась, в тот же день написала старшему, Николаю, о том, что нашелся пропавший Вовка, живой, но худющий, что сквозняком валит. Николай, оказывается, учился в военной академии в Москве и насчет материного намека — подкормить — сообразил, прислал, что мог. Оказалось кстати, потому что время было голодное, карточное.
И еще одну вещь прислал Николай. Газету «Правда» с Указом Президиума Верховного Совета СССР, где среди удостоенных звания Героя Советского Союза красным карандашом было подчеркнуто: «Гвардии старшина Фомин Владимир Васильевич». Указ был выпущен 31 мая 1945 года и честь по чести подписан Калининым и Горкиным. Да и газету эту сам старшина раньше в госпитале видел, но на фамилии награжденных как-то внимания не обратил. Фамилий было десятки, и особо в незнакомые фамилии не вчитывались. Узнавали маршалов, генералов, знаменитых летчиков, а всех остальных, как говорится, принимали к сведению, и себя Фомин в этих списках ни за что бы не стал искать — считал, что герои из другого теста.
В письме Николай спрашивал, чтоб брат сообщил звание. Все остальное совпадает, и «кажется мне, что это ты, братишка». Звание совпадало, но Фомин, хоть и сообщил это в ответном письме, всем показывать Указ не стал, точнее, никому не показал, кроме матери. Она отнеслась к этому спокойно.
— Ну прописали в газете — и прописали. Про нас с отцом до войны, ты еще маленький был, тоже два раза в окружной газете было написано и еще ситец давали. До самой войны газеты берегла, а потом пропали. Жалко. Память. Давай я и эту спрячу. Целей будет.
Объяснять разницу матери старшина не стал. Кончались законные три месяца, и надо было проходить переосвидетельствование в военкомате на предмет дальнейшей службы. Первым и последним доктором в комиссии, который смотрел Фомина, был хирург, и старшина Фомин вышел с временной справкой инвалида второй группы, которую в собесе полагалось обменять на пенсионное удостоверение. И еще в военкомате сказали, что если у старшины есть награды, то размер пенсии может быть увеличен, а так как из госпиталя он прибыл даже без подтверждения послужного списка, а только с номером части последнего места службы, на него отправлен запрос. Часть находится за границей, и сколько времени все продлится — ответить было трудно.