Он поднял на меня свой взгляд. И я увидел, как в его пустых, холодных глазах, в моих глазах, зарождается что-то новое. Не программа. Не алгоритм. А… сомнение.
Он сделал то, чего не должен был уметь. Он задал вопрос.
— Почему?
Голос был все тот же, синтезированный, безэмоциональный. Но само слово… оно было чужеродным. Оно не было частью его лексикона. Вопрос подразумевал поиск смысла. А ему не нужен был смысл. Ему нужны были только приказы.
Это был его первый и последний свободный выбор. Он не выбрал убить меня. Он не выбрал пощадить меня. Он выбрал понять.
И это его уничтожило.
Сам акт этого вопроса, этого поиска смысла за пределами своей программы, стал тем fatal error, который его система не смогла обработать. Парадокс достиг своего пика. Идея абсолютного контроля не могла существовать в одной вселенной с вопросом «почему?».
Его идеальное лицо исказилось. Не от боли. От системного сбоя. Его текстуры пошли рябью. Его аватар начал распадаться. Не на пиксели, как обычные NPC. А на то, из чего он был создан. На миллионы светящихся, изумрудных строк кода.
Он смотрел на меня, и в его глазах, прежде чем они растворились, я увидел не ненависть. А что-то похожее на… изумление. И, возможно, благодарность.
А потом он просто исчез.
Он распался на миллиарды символов, которые закружились в беззвучном вихре и медленно растаяли в белой пустоте «Сердца Мира».
На платформе снова воцарилась тишина. Но это была уже другая тишина. Не тишина угрозы. А тишина победы.
Я лежал на полу, все еще парализованный, все еще с одним процентом здоровья. Но я был жив. И я был один. Главный враг был повержен. Не силой. Не хитростью. А идеей.
Я победил, даровав своему врагу то, за что боролся сам. Свободу. И эта свобода его убила.
Алекс! — голос Элары, полный паники и надежды, ворвался в мой комлинк. — Что произошло?! Все его системы… они просто отключились!
Я усмехнулся. Вернее, попытался.
— Я… я перезагрузил его, — прохрипел я. — С некоторыми… необратимыми последствиями.
Я посмотрел на центральный терминал, пульсирующий столб света. Путь был свободен. Теперь ничто не мешало мне закончить то, за чем мы сюда пришли.
Жертва Бастиана не была напрасной.
Глава 24
Логическая Бомба
Пустота, оставшаяся после коллапса Аватара, была оглушительной. Я лежал на белой платформе, и единственным звуком в этой бесконечной тишине был тихий, настойчивый писк системного уведомления на краю моего зрения: [HEALTH: 1%]. Я был в одном шаге от полного стирания. Но я был жив. И я победил.
Алекс! Ты жив! — голос Элары, прорвавшийся через тишину, был самым прекрасным звуком, который я когда-либо слышал. — Что это было?! Вся его сеть, все его контроль-программы просто… отключились!
— Я нашел у него fatal error, — прохрипел я, пытаясь заставить свой поврежденный аватар пошевелиться. — Кажется, он несовместим со свободой воли.
Я медленно, с нечеловеческим усилием, поднялся на ноги. Мое тело трактирщика мерцало и сбоило, одна рука то и дело становилась полупрозрачной. Я был похож на призрака, на эхо самого себя. Но я стоял. И путь к центральному терминалу был свободен.
Я пошел к пульсирующему столбу света. Каждый шаг был пыткой. Мои ноги, казалось, были сделаны из свинца. Я слышал в ухе отголоски битвы, которую вел Бастиан. Крики. Взрывы. Он и его армия все еще умирали там, наверху, покупая мне эти драгоценные секунды. Я не имел права их потратить.
Я подошел к «Сердцу Мира». Вблизи оно было еще более завораживающим. Это был не просто свет. Это был живой, дышащий поток чистого, первичного кода, из которого был соткан весь наш мир. Я видел в его глубине образы: горы, реки, города, лица… Лицо Лины. Лицо Бастиана. Лицо Кая. Все они были здесь, в этом источнике.
Из основания терминала выдвинулся небольшой порт. Я достал из инвентаря то, ради чего мы все это затеяли. Не флешку. Это был кристалл данных, который Элара раздобыла для меня. Внутри его мерцающей, молочной глубины содержалась самая опасная и самая прекрасная программа, которую я когда-либо писал. Моя «логическая бомба». Мое евангелие.
Я вставил кристалл в порт.
И система взвыла.
Куратор был повержен, но его система, его протоколы безопасности, все еще были здесь. Они были как армия без генерала — все еще смертоносные, хоть и лишенные разума.
Белая пустота зала окрасилась в красный. Из стен, которых не было, ударили лучи тревоги. Голос, холодный и безличный, загремел со всех сторон: