К полуночи вернулся Речкин со своими людьми. Он вошел в землянку мокрый с ног до головы. Узнал Грязнова. На миг смутился. Доложил четко по всей форме. Лицо младшего лейтенанта, черное от недостатка света чадно коптящей коптилки, от торфяной крошки, словно бы закаменело. Грязнов почувствовал, в каком напряжении находится Речкин. Но и в тот миг сомнения не оставили его. Грязнову хватило такта не выдать, не высказать свои сомнения. Он принял доклад младшего лейтенанта, дал Речкину и его людям час на отдых. Передал условный сигнал Ковтуну, по которому тот должен был выводить свою роту на исходные позиции.
В темени Речкин увел роту Ковтуна в болото. Грязнов ждал рассвета, начала атаки, сигнала от Ковтуна. По плану, как только командир роты доберется до немецких позиций, он должен был обозначить себя двумя красными ракетами. Если, конечно, как предупредил Грязнов Ковтуна, не произойдет провокация. Помнил Грязнов, как вскинулся всплесками земли луг за рекой, мощный ответный немецкий огонь, как залегли под этим огнем люди. Помнил потери. Неимоверную радость при виде вспыхнувших в рассветном небе двух красных ракет.
Контратака удалась. Немцы не только перестали давить на левый фланг дивизии, сами перешли к обороне. Вскоре и вовсе установилось затишье.
Позже было окружение, выход из окружения с тяжелейшими боями. Бои под Ельней. Бои под Москвой. Не забывалось Грязнову то обстоятельство, что во всех последующих боях на людей, выдержавших испытания в сорок первом году, всегда и во всем можно было положиться. Именно по этой причине в сорок втором году, дав согласие работать в тылу врага, отправляясь в партизанскую бригаду «За Родину!», Грязнов отобрал в свою группу бойцов — участников нелегких боев сорок первого года, бывших окруженцев, битых, но не сдавшихся, и еще не было случая, чтобы они его подвели.
— Ты? — спросил комиссар, вглядываясь в лицо старшины, не до конца веря в возможность такой встречи. Слишком много людей погибло за два года войны.
— Я, — ответил Колосов, чувствуя, как неприятно заныло в груди.
— Помнишь?
— Как не помнить, — отозвался Колосов, — я вас, товарищ капитан, до конца дней своих запомнил.
Начальник штаба насторожился. Он открыл планшетку в готовности достать трофейный блокнот, теперь не знал, что делать. И комиссар, и старшина, похоже, знали друг друга.
— Жив, значит? — спросил Грязнов.
— Так точно, товарищ капитан, — ответил Колосов.
Ответил с вызовом. Вспомнилась встреча в деревне Вожжино. Как на фотографии увиделось. Особенно глаза капитана, черные, вроде как без дна…
— Слышь, Олег Николаевич, точно говорит, войну я встретил в звании капитана.
Слова Грязнова относились к начальнику штаба Мохову, а на Колосова комиссар партизанской бригады смотрел и вроде как насмотреться не мог.
Вдруг улыбнулся. Самому себе. Уголками жестких губ.
Грязнов вдруг вспомнил, как разыскивал этого старшину и его командира в сорок втором году. Запомнил он обоих с сорок первого года, с тех боев под деревней Вожжино, помнил, как воевали оба в последующих сражениях за Москву, вот и хотел взять с собой в партизанский край. Помнил, как пришли объективки и на одного, и на другого. В объективках сообщалось, что оба они служили во фронтовой разведке, награждены боевыми орденами.
Правда, ни этого старшину, ни его командира, кажется Речкина, Грязнов так и не получил. Видимо, их высоко ценили. Потому и не отдали.
— Мы с этим старшиной, — кивнул Грязнов на Колосова, — из одной чаши горечь сорок первого года пили.
Колосов не понял. Не знал, что ждать от этих слов, от улыбки, от этой встречи. О горечи капитан сказал точно, тогда всем досталось, хлебнули полной чашей.
— А дурного не помни, старшина. За своего командира прости.
Капитан смотрел твердо. Глаза были, точно, все те же. Почти. По цвету. По ощущению, что в них нет дна. Правда, и усталость проглядывала.
Колосов протянул руку. Капитан крепко пожал ее.
— О своем командире знаешь что?
— Вместе шли сюда, товарищ капитан, — сказал Колосов. Сказал и сник, подумав о ранении Речкина.
— Вон оно что, — отозвался Грязнов.
Мохов убрал планшетку. Он понял, что записывать и сверять рассказ старшины не придется.
— Радист давно в вашей группе? — спросил Грязнов.