Амбиций много, ума мало. Жажда власти ослепила его давно, побуждая срываться на
жителях. Кто смог, убрался оттуда куда подальше в поисках лучшей судьбы. Это озлобило
барона еще больше. Со всеми вытекающими. Залог долгой и спокойной жизни — никогда
не попадаться ему на глаза. Вот только его соглядатаи повсюду.
За плохую работу, нелестное высказывание о ситуации в городе, за косой взгляд в
сторону его замка, да за что угодно, можно было нарваться на плети, а после надолго
засесть в подвалах его замка.
Я замолчала, судорожно переведя дыхание. Эти воспоминания Эланиры лежали
достаточно глубоко, но сейчас, когда я начала говорить, они вышли на первый план
вместе с эмоциями безысходности и отчаяния, которые девушка испытывала, похоже, почти постоянно. Совсем неудивительно, что, видя лишь жестокость вокруг, она
предпочла добровольно запереть себя в храме, где не будет никого, кроме монахини и
духа ее богини.
— И тебя тоже?.. — осторожно начал Дрейк, но я не дала ему закончить фразу, порывисто
мотнув головой.
— Моя мать работала на кухне у барона. Она часто говорила, что это была тяжелая, но
справедливая работа... пока однажды барон не посчитал, что суп пересоленный или
недосоленный, за что приказал высечь ее плетьми на конюшне, а после запереть в
темнице. Просто потому, что мог. — Я замолчала, чувствуя странный комок подступивших
воспоминаний, который приходилось буквально проглатывать. Отчаяние и боль Эланиры
сейчас воспринимались как свои собственные. — Тогда было очень холодно, у нее
начался жар. Я об этом знал только со слов ее подруги-горничной. Но никто не мог
повлиять на решение барона, да и не собирался. Мою мать никто даже не попытался
лечить. Не уверен, кормили ли ее. По прошествии назначенных бароном дней наказания
ее выпустили. Точнее, Марта ее смогла оттуда вынести, попросив своего мужа помочь.
Мама была без сознания. Раны воспалились, болезнь, полученная в подвалах, съедала ее
легкие...
— Я закусила губу, стараясь не выдать ни волнения, ни дрожи в голосе. — Мне тогда
только исполнилось четырнадцать. Я пытался ей помочь, сам готовил снадобья, как она
меня когда-то учила, но было слишком поздно. Она умерла дома, практически на моих
руках.
Я резко замолчала, понимая, что сейчас просто позорно разрыдаюсь. Боль Эланиры была
слишком велика и сейчас заполнила все мое нутро. В голове калейдоскопом проносились
и другие воспоминания. Как Эланира хоронила свою мать, благо соседи помогли вырыть
могилу на кладбище, где было немало свежих холмиков. Как она возненавидела барона и
отстранилась от всех людей, понимая, что ни тогда, ни впредь ей никто не поможет. Как
та же Марта предложила ей обратиться к кому-нибудь из богов, помолиться за упокой
души матери. Но девчушке было тяжело находиться в центральном храме, куда изредка
наведывался и сам барон. Потому она пошла в тот, что находился в лесу, который она
знала как свои пять пальцев, часто собирая там травы. Несколько лет Эланира жила за
счет своих снадобий, которые продавала односельчанам. Но ее мирная спокойная жизнь
закончилась в тот день, когда заболевшая Марта попросила заменить ее на день в замке, чтобы ее не покарали жестоко за то, что не вышла на работу...
— А что насчет твоего отца? Как он среагировал на это? — Голос дракона выдернул меня
из воспоминаний, заставив собраться, напомнив, где я нахожусь и какой легенды следует
придерживаться. Впрочем, и тут мне врать не пришлось.
— Я... я не знал отца, — тихо проговорила я, на мгновение замолчав. — Он умер, когда я
был слишком мелким, чтобы что-то помнить.
— Ты сказал, тебе было четырнадцать. А сейчас сколько? — задал дракон неожиданный
вопрос, заставивший меня внутренне выругаться. Погрузившись в воспоминания
Эланиры, я и не заметила, когда и как это ляпнула. Впрочем...
— Скоро будет пятнадцать, — неохотно ответила я. — Я недолго оставался там.
Просто не мог... Понял, что защиты там ждать не от кого. Барон как издевался над своими
людьми, так и продолжает. Все, что я мог сохранить, — это только свободу.
В моих силах уйти, не подчиняться этому постоянному гнету и несправедливости.
Как бы тяжело ни пришлось на новом месте.
Дракон какое-то время молчал, погрузившись в собственные мысли. Я уже почти думала, что разговор окончен, но тут Дрейк бросил на меня странный, оценивающий взгляд, в
котором, готова поклясться, отразилось искреннее сочувствие.