Что после этого было!!!
Для москвича, ежеминутно получающего информацию о подобных правонарушениях со всех концов света, это кажется мелочью.
Для жителей небольшого поселка, собственными глазами видевших подобное, это было чем-то невообразимым.
Жители Азова сплошным кольцом обступили мэрию, требуя освобождения задержанных анархистов, совершивших акт морального насилия над зданием исполнительной власти. И через небольшое время «правонарушителей» действительно выпустили, прямо из дверей мэрии, под овации и восторженные крики толпы!
«Все это херня. Скоро здесь будет куча ОМОНа со всей Ростовской области и всех успокоят. Вне всяких сомнений. Нужно валить. Срочно!» – так размышлял Илья, идя в лагерь. Он был уверен, что происходящее здесь – временный сбой работы системы и скоро здесь будет жарко. Курорт закончится. Когда это произойдет, он должен быть далеко от сюда.
«Еще пару дней» – так он говорил себе уже неделю подряд. Но ничего не мог с собой поделать и каждый раз откладывать свой отъезд. Ему нравилось здесь. Нравилась обстановка, нравились люди.
Обстановка. Это в средней полосе России травушка-муравушка и березки-сестренки. На нормальном побережье нормального южного моря нихрена ничего не растет. Ни деревьев, ни кустов – лишь редкая трава, из той породы, что даже на марсианской поверхности будет пускать в грунт свои хищные корни. Только такая трава, подсушенная жарким южным солнцем, росла здесь. Не было здесь тени для путешественника.
Имеющаяся зелень росла исключительно стараниями жителей Азова. Из за них сам поселок производил в целом, благоприятное впечатление.
Море частных домов, огороды, фруктовые деревья и опутавший все виноград. Лишь в центре имелось несколько пятиэтажек еще Хрущевской постройки. Главная достопримечательность – море и порт. Еще озеро неподалеку и строящийся терминал.
Жарко. Илья очередной раз вытер лицо от пота платком.
Частный дом. Ухоженная грядка с помидорами, пара абрикосовых деревьев, открытое окно одноэтажного дома из красного кирпича – и небольшой приработок для местных.
– Радость моя, дай нектару! Литр нектару будет в самый раз.
– Бери дорогой! Виноградинкой закусишь? – Полненькая хозяйка домовладения окунула своего случайного покупателя в бездну очарования и гостеприимства. Ее не маленькие груди взгромоздились при этом на подоконник, как бы добавляя эстетики.
– Неее… спасибо.
Илья отдал причитающиеся сто пятьдесят рублей за литр прекрасного натурального местного самогона и отбыл.
Кстати, мафия, в лице местного участкового, с самого начала была активной оппозицией лагерю. Но когда сюда стало прибывать множество лиц не только политически активных, но и алко-активных, свою позицию местный участковый начал пересматривать. Такой потрясающий рынок сбыта!
– Приходите еще! – Продавщица была необычно настойчива и обаятельна. Илье пришла мысль, что в Азове и сексуальная революция уже вовсю бушует.
– Обязательно. Как вас зовут, очаровательница?
– Майя.
– Майя, я зайду. Точно зайду!
Продавщица подарила Илье такую улыбку, на которую только смогла сподобиться и упорхнула вглубь дома, закрыв «прилавок» занавеской.
«Вот и пообщались». – Подумал Илья.
Лагерь располагался прямо напротив строящегося терминала – пока это было только нагромождение бетонных и железных конструкций с неказистыми вагончиками и времянками между ними – в них жили строители.
Между лагерем и терминалом проходила железная дорога, как бы проводя железную границу между противоборствующими сторонами. За лагерем располагался Азов. На стороне строящегося терминала было море. Левее, если смотреть со стороны поселка, располагалось пресноводное озеро.
Вот, собственно и вся расстановка. Ни тебе дремучих лесов. Ни секретных родников. Степь и пустошь на 20 километров в округе. На джипах хорошо ездить.
Родной лагерь встретил Илью очередными разбирательствами. Какие то непонятные мажоры с Москвы были очень недовольны. Эти умники на самом деле считали, что в лагере будет душ, благоустроенный туалет и все остальное. Хрен. Только раскаленный воздух, поднимающийся с выжженного песка! Нет кондиционеров. Деваться от бесконечного жара некуда – палатка превращается в печку, и кожа неподготовленных бледнолицых обгорает за час. Самые умные закутываются в тряпки, вспоминая репортажи о пустыне Сахаре и тамошних бедуинах. Те, кто попроще, начинают носить кепки и шапки разные – чаще купленные уже в Азове.
Климат здесь такой. Юг.
Хуже всех приходилось «модникам» – тем, кто хотел сохранить прическу в неприкосновенности. Ну, красота требует жертв!
Лагерь «сопротивления» представлял из себя нагромождение палаток, безо всякой системы установленных. Единственное исключение – импровизированный центр. Там чувствовался перпендикуляр! Скорее всего, первые обитатели и основатели лагеря пытались сохранить видимость порядка. Установили места для туалета (скорее всего, они и вырыли его), сделали места «общественные» – куда сходились все, чтобы решать общие вопросы, палатку сделали «общую» – для случайно оказавшихся на улице и просто для разговоров.
Остальное пространство развивалось так, как получалось. Множество людей приезжало и ставило свои палатки где придется. Много людей одновременно с ними уезжало – за всеми уследить не было никакой возможности. И смысла в этом не было.
Самогон Илья оставил в своей палатке, немного повалялся под навесом, он с неохотой поплелся на вокзал. Чувства при этом он испытывал сложные и даже противоречивые.
В лагерь приезжал товарищ. Черный! Всем известный своими выходками и беспределом по отношению к «мажорам» от «оппозиции». Его заранее просили не приезжать в лагерь, отдельные личности даже грозились набить ему морду! На что он, ожидаемо, «положил».
Ладно, в конце концов – кто и как ему запретит? Лагерь общий. Но к Черному приезжали два его товарища из Ростова на Дону. Один на буку «П», другой на букву «К». Знающие поймут. Тот, который на К – идейный анархо-коммунист, бывший уголовник с тюремным прошлым. С понятиями человек и с принципами, готовый их отстаивать. Который на П, тоже не сладкий, потому что не сахар. Этот триумвират грозил очень большими неприятностями.
Называя вещи своими именами – мажорам, типа «Ура! Мы теперь оппозиция!», пришлось бы утираться соплями, окрашенными в красное. Почему-то простые люди «со взглядами», незамутненные излишним эпатажем и предпочитающих «прямое действие» – не любят мажоров.
Этого хотелось бы избежать…
Большинство приехали сюда, как на курорт. Стоит К посмотреть на «протестный» лагерь и большую часть его обитателей – «отдыхающих», как у него начнут чесаться руки. Он будет провоцировать тех, кого посчитает недостаточно «революционным», издеваться над ними, а потом бить их. Больно бить тех, кого посчитает мажорами. Кому не место в «протестном» лагере. Когда получит отпор и ему набьют морду (это неминуемо, в лагере хватает разных людей, далеко не все подобный беспредел поддерживают) – вызовет «товарищей» из Ростова – те, кто думает, что шутки это, глубоко и больно ошибаются.
Короче, Илья очень хотел всего этого избежать.
Автобус с товарищем Черным задерживался. Потом они вдвоем долго ждали маршрутку с П и К. Когда, наконец, они прибыли, стемнело.
Два не очень молодых человека, старше 30 лет с серьезными сумками вышли из маршрутки.
На них не было косух, не было высоких ботинок и кожаных штанов. Люди, которые приехали, не хотели выделяться. Они были похожи на тех, кто их встречал.
– Здарова Черный! Сколько лет, сколько зим! Это кто? – К, хоть и понял, что Илья «свой», но формальности соблюдал.