— «Я всего лишь сплю! Напился, наверное, сильно, раз такие сны дурацкие снятся», — подумал Илья и успокоился.
— Слышь, урод — кончай придуриваться. Не спишь ты. Сейчас тебя бить будем, понял?
Один из «преподавателей» подошел к Илье почти вплотную — это был худощавый парень примерно того же возраста, что и сам Илья. Он определил это скорее по голосу, чем по внешности — в скупом лунном свете окружающие его люди походили на тени.
— Ты хоть знаешь, что натворил? Весь героин на территории Ростовской области ты превратил в детскую присыпку! Обалдеть! И еще что-то сделал, мы пока не разобрались. Ветал, давай ему яйца отрежем?
— Все, сучара, походил ты на свете белом и хватит, — тот, которого назвали Веталом, ткнул Илью носком ботинка и неприятно ухмыльнулся.
— Время твоего пребывания в мире Земля подошло к концу. Ты не должен быть здесь. Агрис, перемещение готово?
Толстенький в ответ на это сказал что-то не по-русски. И не по-английски. Вообще неизвестный был для Ильи язык.
— Илья, ты не должен был этого делать. Понимаешь? Слишком сильное вмешательство. Нужно было тебя раньше забирать… — задумчиво сказал Виталик и дал знак Агрису.
Длинный начал было снова говорить что-то оскорбительное, когда окружающий мир взорвался перед Ильей. Он сжал глаза, но это не помогло — мир взорвался у него в голове и мириадами звезд стал проноситься прямо через него. В какой-то момент он выпал из реальности.
Заключение
Больше Илью никто не видел. Ни в лагере, ни в городе. Никто, никогда и нигде. Наверное, это было правильно. Он был лишним здесь. Но благодаря ему многие узнали, что чудеса есть, что они на самом деле происходят — если этого сильно захотеть. Если начать верить в них.
Только через полтора года ожидания родители Ильи смирись с тем, что их сын поехал не в командировку, а на очередное «мероприятие» и уже никогда не вернется с него. Что его больше не будет.
Теперь Михаил Афанасьевич часто проводил время с семьей на даче. У него даже появилось хобби!
Охота? Нет. Рыбалка? Еще раз нет. Чем может увлекаться генерал-лейтенант ФСБ в отставке? Машины, недвижимость, оружие? Нет. Все не то.
Михаил Афанасьевич начал писать картины. Работал он много, продуктивно, и с большим удовольствием — вот только свои картины он никому не показывал. Только дочке. Но она была совсем маленькая, и все папины художества были для нее одинаково красивые.
Чердак его дачи постепенно заполнялся аккуратными ящиками с картинами. К удивлению домочадцев, Михаил Афанасьевич не только никому их не показывал, но даже ящики с ними закрывал на замки и опечатывал, словно это были секретные документы. С каждым днем их становилось все больше и больше. Никто не мог понять, что происходит.
Вот и сейчас семейство Михаила Афанасьевича с его друзьями ударными темпами поглощало шашлык, коньяк и салаты. Сам он в разгар веселья ушел с мольбертом на берег реки — метрах в ста от веранды, где все сидели, и взялся за кисти. Компанию ему составляла только дочурка — Машенька.
— Класиво!!! — Машенька захлопала в ладоши и начала подпрыгивать на месте, когда увидела на холсте очертания берега, заросшего пальмами и какими-то странными деревьями. Еще ей очень нравилось море, человек в море и то, как все это появлялось на холсте.
Словно по мановению волшебной палочки — раз, и показалась пальма. Еще секунда, и очередная волна разбилась о прибрежный песок.
Михаил Афанасьевич, одетый в просторный халат и мягкие домашние тапочки, внимательно присмотрелся к картине и неуловимым движением руки переместил небольшую точку в нескольких километрах от берега прямо к линии прибоя. Это оказался молодой человек. Как такое возможно, ни Машенька, ни даже Михаил Афанасьевич — не знали. Даже не думали об этом.
— Папа, ты всегда людей рисуешь! Да!
— Да доча. Я рисую молодых, интересных людей. Людей, которые еще не успели стать серыми. Людей, которые мечтают.
Михаил Афанасьевич внимательно присмотрелся к молодому человеку на картине. После этого он смешал желтую краску с оранжевой, взял получившуюся смесь на кончик кисти и добавил ее к изображению парня.
Вместо того, чтобы растечься оранжевой кляксой по холсту, изображение, словно губка, впитало эти краски, и вокруг фигуры появилось едва заметное свечение.
Рауль лежал на животе. Сил для того, чтобы перевернуться у него уже не осталось.
Рауль был прекрасным пловцом. Сильным и опытным. Но самонадеянным. На спор он взялся переплыть с острова Пальмос на соседний остров — Гальваго. Кто же знал, что между ними проходит настолько сильное течение!?