Как сказал известный юморист: «Все люди были бы хорошими, если бы их так не портил квартирный вопрос». Мне кстати всегда было странным, почему Россия с ее просторами загоняет свое население в многоэтажки. Хотя в той же Японии, где место на земле на вес золота, каждая семья живет в отдельном коттедже, а в японском языке нет даже слова «квартира».
Конечно, в данном деле мне просто повезло с судьей, но еще повезло и с тем, что Лариса наняла не того адвоката. Если бы иск был направлен на снятие с регистрации, а не на выселение, то по закону ей бы это удалось осуществить, поскольку формально я полгода не платил за квартиру. То, что я оставил ей деньги на коммунальные выплаты, она отрицала и доказать обратного я бы не смог. Поэтому когда я понял, откуда угроза, то стал платить символические суммы за квартиру, поскольку официальной договоренности о том, сколько мне платить не было. Для этого надо было сесть за стол переговоров, а она отказывалась, надеясь, что под давлением сфабрикованных ею дел я сдамся и сам выпишусь из нашей еще не приватизированной квартиры. Цена вопроса на то время была около 300 000 рублей, затем с ростом цен на жилье, эта цифра приблизилась к 1 млн. рублей.
На западе, суд обязательно бы принял во внимание такой материальный повод для оговора меня в преступлениях, которых я не совершал. Однако у нас в УПК РФ четко прописано, что суд разбирает только суть заявленного в иске преступления, а не личность заявившего. Конечно, опытный судья легко обошел бы это ограничение, но зачем им опытным увеличивать себе объем работы?
Конечно же позиция истицы была очень шаткой и со стороны логики. Она утверждала, что 14 лет ее постоянно били. Но возникает естественный вопрос, а почему тогда она не разводилась? Ей что это нравилось? Истица привела несколько вариантов ответа. Первое — любила, значит прощала. Это сомнительно и может обосновать только действия мазохиста. Второе — боялась, поэтому не сообщала в органы. Это тоже крайне сомнительно, поскольку при наличии стольких родственников и взрослых сыновей, ссылка на боязнь выглядит нелепо. Совместными усилиями можно было усмирить даже дикого льва. Тем более, что если бы реально человек боялся, он бы никогда не подал в суд, т. е. не стал бы дергать тигра за усы. И последнее, никто ей не мешал собрать ранее тайно справки об избиениях и предъявить их в суде, как это она сделала почему-то только после развода, когда встал вопрос о разделе квартиры.
Заметим, что само описание событий «избиений» выполнено настолько в форме мексиканских сериалов, что любому здравомыслящему человеку, это просто бросается в глаза. Однако, логическая невозможность указанных истицей действий, никакой суд не смутила.
Формально, по закону ответчика в данной ситуации выселить было нельзя. Для этого должны были быть весомые доказательства его «дебоширства» в семье и неоднократность такого его неадекватного поведения. Неоднократность должна быть подтверждена фактами обращения бывшей жены в УВД, чего реально естественно не было.
Кроме того, нельзя выселить человека из социального жилья в пустое место. Придется давать квартиру, в чем государство не заинтересовано.
И хотя в качестве доказательств «дебоширства» ответчика суд принял показания свидетелей: подруг истицы, ее сыновей и соседок. Все они в основном повторяли слова истицы, ее жалобы им. Суд должен был к таким показаниям отнестись с недоверием, особенно к показаниям ее близких (сыновья фактически всегда поддерживают мать, независимо от ее правоты). Пересказ слов истицы такого рода «свидетелями» не должен признаваться судом в качестве доказательств, поскольку такие показания подтверждают лишь факт передачи сведений от одного лица к другому, а не факт совершения преступных деяний. Однако, судьи часто принимают такие показания в качестве доказательств, оправдываясь тем, что раз «потерпевшая» кому-то жаловалась, значит у нее был повод для жалобы. Кроме того, суд обычно апеллирует к тому, что такие показания подтверждаются другими материалами по делу. Это не по закону, поскольку, как уже отмечалось, такие показания отражают только факт передачи информации от «потерпевшей» к свидетелю и ничего больше. Подтверждать что-либо другое — они по определению не могут.