Наблюдатели за церковными школами в своих отчётах отмечали очень тяжёлое материальное положение учителей церковной школы. Волынский наблюдатель в отчёте за 1898 г. писал: «Вследствие скудного содержания учителям и учительницам приходилось терпеть поистине и голод и холод, нести свой труд по обучению крестьянских детей при самых неблагоприятных условиях, заниматься буквально с раннего утра до позднего вечера»29.
На Всероссийском съезде представителей обществ взаимопомощи учителям, состоявшемся в 1903 г., приводились данные о тяжёлом материальном положении учителей церковных школ. В Саратовской губернии учительница, получая за свой труд жалкие гроши, вынуждена была «пойти в кусочки». Учитель Ф. Пестов, получавший 10 руб. в месяц, умер от истощения вследствие хронического недоедания, так как даже эти деньги он не получал в течение нескольких месяцев. Учитель, как сообщалось в докладе, «пал жертвой каторжного труда и преступной небрежности духовного начальства»30. Задержка выдачи учителям их нищенского жалования применялась часто как средство борьбы со «строптивыми» учителями в результате доноса на них местного духовенства.
Ещё тягостнее было бесправие учителя. Учитель церковной школы рассматривался как «наёмник», работник приходского священника и находился от него в полной зависимости. Священник, этот, по выражению синода, «полномочный истолкователь голоса церкви», мог лишить места неугодного ему учителя и закрыть перед ним путь для дальнейшей деятельности. И. Сахаров, много лет проработавший в церковной школе, в «Записках старого учителя» так рисует положение учителя этой школы: «Современная церковная школа — это такая… броня, которую не пробьёшь. Это — ад, где одному с факелом нечего делать! Там 3 кита, на которых все зиждется: церковность обрядовая, абсолютное послушание учителя и заведующий с программой в руке, грозящий "упечь" за отступление от буквы этой программы»31.
Велико было бесправие народных учителей и министерской школы. Инструкции, разработанные светским и духовным начальством, регламентировали каждый шаг учителя. Особое внимание обращалось на его религиозность, соблюдение церковных обрядов, на насаждение им религиозности среди учеников. Инструкции подчёркивали, что в учителях недопустимо вольномыслие о предметах веры, «кощунство», неуважение к церкви и её служителям, несоблюдение постов, непосещение церковных служб32.
Обязательное посещение церкви часто превращалось в тяжкую повинность, приносившую вред здоровью. Об этом красноречиво рассказывает в своих воспоминаниях старый учитель: «С особой неукоснительностью требовалось водить учащихся в праздник гурьбой в церковь, непременно в ту, где служил законоучитель, и не взирая на непогодь, ни на грязь, ни на холод… Многие в худой обуви и холодной одежде, с промоченными ногами, с окаменевшими членами простаивали в страшно холодной нетопленой деревенской каменной церкви. Часто хворали. Бывали даже смертные случаи… Родители роптали на учителей… Законоучитель ослушников наказывал, требовал того же с учителей, иначе жаловался начальству»33.
Школьное начальство ставило учителей под надзор местного духовенства, просило доносить ему о несоблюдении учителями религиозных обязанностей. Также и полиция, ведя наблюдение за не внушавшими доверия учителями, прибегала к услугам священников, видя в них своих помощников. Союз между полицией и церковью был разоблачён в 1901 г. ленинской «Искрой». «Ардатовский уездный исправник Иван Самосудов, — писала «Искра», — в секретном письме исполнительным чинам ардатовской полиции, предлагая усилить негласный надзор за сельскими учителями, рекомендовал установить связь со священниками»34.
«Искра» рассказывала, в каких исключительно трудных условиях приходилось работать народному учителю: «Горькая нужда, умственное и нравственное одичание — таков удел главных работников просвещения»35.
На съезде взаимопомощи лицам учительского звания, происходившем в 1903 г., учителя протестовали против шпионской деятельности духовенства, жаловались, что священники, опорочивавшие политическую и религиозную благонадёжность учителей, оставались безнаказанными. Участники съезда резко осудили полицейскую деятельность духовенства. «Желательно, — записано в резолюции, — чтобы при увольнении не служили достаточным основанием заявления священника, благочинного… о недостаточно усердном исполнении учителем религиозных обязанностей». Учителя требовали, чтобы священники перестали доносить о «нравственном и религиозном их поведении»36.
После подавления революции 1905 года духовенство предприняло массовый поход против народных учителей. Оно мстило учителям за их участие в революции, за разоблачение реакционной деятельности духовенства, призывало крестьян к расправе с неугодными ему учителями.
Священник села Новоуспенского Ветлугинского уезда Костромской губернии Павел Горский донёс на учителей Насимович и Чудецкого, которые в 1905 г. организовали чтения для народа и разъясняли смысл политических событий. В церкви и на сходе священник Горский поносил земские школы, называя их «погаными земскими стенами», и уговаривал крестьян закрыть эти школы. Крестьяне враждебно отнеслись к провокации священника, но по его доносу учительница Насимович была выслана в Архангельскую губернию, а учитель Чудецкий арестован. По доносу священника — наблюдателя Петра Федоровского в 1907 г. был уволен учитель школы села Богородского Ярославского уезда. Его обвиняли в том, что он читал брошюры и развращал народ37. Священник Меркуловской церкви Могилевской губернии в 1910 г. донёс на учителя местной школы Шутова, что он известен ему как «человек антирелигиозного направления», что своими беседами он развращает учеников и сельскую молодёжь. По настоянию могилевского архиерея учитель был уволен. Также уволили и учительницу Улукского народного училища Могилевской губернии H. Полянскую. Её обвинил местный священник в том, что она «проповедница безбожия и Дарвина»38. Такая же участь постигла учителя Столетской школы Сонопова, которого местный священник Трусевич обвинил в атеистической пропаганде.
Учитель Княжицкого училища Могилевской губернии Радиков писал в дирекцию училищ: «Что мне делать? Начиная с б марта 1906 года протоиерей Савинич каждое воскресенье, а также в среду и пятницу в церкви, после обедни с крестом в руках… обличает и укоряет меня, что я… поздно в церковь хожу, не там стою. Эти незаслуженные укоры доведут меня до могилы»39.
Крестьяне села Кевсалы Ставропольской губернии протестовали против увольнения учителя Олейника, проработавшего в школе более 5 лет. «Его деятельность, — записано было в приговоре, — не нравилась полиции и духовенству». Приговор об оставлении учителя на работе подписали 612 крестьян40.
Ведя среди населения черносотенную агитацию, духовенство втягивало в неё учеников, заставляло их распространять черносотенную литературу. Духовенство требовало, чтобы учителя также вступали в монархические организации и вместе с ними вели черносотенную пропаганду. На тех, кто не соглашался вступать в монархический союз, священники натравливали местных черносотенцев. При содействии епархиального начальства они добивались увольнения неугодных учителей.
Учитель школы села Ключи Красноуфимского уезда Ларцов писал, что он 21 год работал в своей школе и за эти годы «ушёл от волка и медведя, но не ушёл от попа». В село приехал настоятель Белозерского монастыря Варлаам и стал вербовать учителя в черносотенный союз. На сельском сходе, ведя погромную агитацию, Варлаам говорил: «кто не присоединится к нам, тот революционер. Бойтесь учителей. Это люди хитрые и незаметно воспитывают в детях противоположные качества веры. Отказывайтесь от светских земских школ и открывайте церковные. Если не нравятся вам учителя, составляйте приговор, их просто бейте». Крестьяне не поддались агитации жандарма в рясе, но по требованию местного отделения союза русского народа, учитель все-таки был уволен41.
Раскрывая перед народом гибельный для народного просвещения союз самодержавия с православной церковью, указывая на реакционную деятельность духовенства, «Искра» писала: «… Всякий, кому дороги интересы трудящихся масс, кому дорога свобода и независимость личности… не может не подняться на борьбу с этим врагом, прикрывающим себя религиозной мантией, — с врагом, называемым "православной церковью". Эта церковь является у нас в России органом азиатского государства с ясной программой активно-реакционной деятельности и вполне определённой физиономией союзника позорного правительства»42.