— Как же, наслышана, — парировала она. — Он подобрал тебя, чуть ли не в гетто, выкормил, вырастил и заменил отца. А теперь будет кататься на тебе, пока ты не протянешь копыта! КАК Я ОБЯЗАН ЮРИЮ МАКСИМОВИЧУ, АХ КАК Я ОБЯЗАН! — передразнила она. — Может, бельишко ему простирнуть?! По-моему, ты ему давно отработал!
Я дипломатично промолчал, хоть упоминать отца, с ее стороны, было — ниже пояса. Что же до того, что кто-то на ком-то катается… Как по мне, именно так и устроен мир, даром мы рождаемся без седла. Я носил упряжь за приличную зарплату и полный социальный пакет, все же симпатичнее миски овса…
Мы немного помолчали, сосредоточившись на изучении тарелок.
— Неужели без тебя нельзя справиться? — не выдержала моя жена. Уже без нажима, я понял, она скоро сдастся. Или даже уже сдалась. — Что, свет на тебе сошелся, Сережа?
В том-то и дело, что нет. Незаменимых людей не существует. Не стоит угнетать себя этой изобретенной большевиками фразой, впрочем, и того, что она может прийти на ум начальству, тоже не следует упускать из виду.
— Я отлучусь всего на пару дней, — я положил свою руку поверх ее, она легко уместилась в моей ладони. — Вы даже соскучиться как следует, не успеете. Одна нога там, другая здесь.
— Мы уже соскучились, папочка, — сказала Юлька, шмыгнув носом.
— Так надо, милая. Всего на два дня. Потерпи.
— Ты обещал покататься со мной на «банане» …
— Обязательно покатаемся, — заверил я.
— Хотя бы на ночь глядя, не едь, — попросила Света. — Переночуй с нами. Отдохнешь хорошенько, перед дорогой. Ведь завтра же все равно воскресенье.
— В том-то и дело, лапушка, что завтра — воскресенье, — сказал я. — Ночь в дороге, утром буду в городе. Часов в десять-одиннадцать, если повезет. Отосплюсь до обеда, а вечером засяду за бумаги, подготовлюсь к встрече с заказчиками.
— Чтобы они провалились, эти твои заказчики! — Светка, фыркнув, отбросила вилку и та, жалобно звякнув, исчезла под столом. Юлька нырнула следом. Я машинально огляделся. С полдюжины голов обернулись в нашу сторону. Пансионат «Морской бриз», куда мы ездили нашей маленькой семьей, который год, с тех пор, как родилась Юленька, относился к политехническому университету, как и библиотека, где трудилась Светлана. Публика тут отдыхала соответствующая, преподаватели, научные сотрудники и члены их семей. Никакой «Мурки» день напролет, никакой «Прасковьи из Подмосковья», которая еще хлестче, никаких матюков и пьяных драк. Это был один из главных плюсов «Морского бриза» в наших глазах, хоть и цена путевок надо признать прельщала. Точнее она, конечно, была бы аховой, если бы они доставались без скидок. За жену с Юлькой раскошеливался, как ни странно, профсоюз. Страна без малого двадцать лет — в жутковатом состоянии первичного накопления капиталов, которому не предвидится ни конца, ни края, в университете же на удивление уцелел профком. Для меня, последние двенадцать лет вкалывавшего в бизнесе до седьмого пота, от зари до зари, без суббот, а иногда и воскресений, ее щедрый на путевки профком представлялся неким атавизмом, динозавром, чудом пережившим своих собратьев по минувшей эпохе партийных собраний и пионерских линеек. Вместе с тем, он уже не казался таким никчемным, как раньше, когда о капитализме мы узнавали главным образом из уст международных обозревателей ЦТ.
— Пожалуйста, не начинай снова! — взмолился я. — Заказчики станут моими, только, если я как следует, расстараюсь. Кстати, как и деньги, которые нам заплатят в этом случае.
— Только не попрекай меня своими деньгами!
— Я и не думаю. Тем более своими, когда они наши. — Я склонился к жене, мы соприкоснулись лбами.
— Обещаю управиться до вторника. Может, в один понедельник вложусь, и тогда во вторник разбужу вас к завтраку.
Буря прошла, жена погладила меня по щеке.
— Будь осторожен за рулем, Сережа. Не несись, сломя голову. Мы с Юлькой будем ждать, сколько потребуется.
— Долго не придется, — пообещал я.
Отставив тарелки с несъедобными котлетами, мы перешли к десерту. В «Морском бризе» его роль обыкновенно исполнял компот из сухофруктов с овсяным печеньем гранитной твердости, по одному на нос.
Света обмакнула свою печенюшку в компот, Юлька последовала ее примеру.
— Полегче с зубами, — предупредил я, ухмыляясь.
— В следующий раз, Сережа, едем в Египет, — сообщила мне жена с полным ртом.
— Там лучше кормят?
— Оттуда тебя вряд ли вызовут в офис…
Ни в первом, ни во втором я нисколько не сомневался, загвоздка заключалась в том, что я не летаю самолетами. Вообще, никогда и никакими. Это со мной — с давних пор. Мы прожили со Светланой десять лет, душа в душу, но я никогда не рассказывал ей, отчего не переношу полеты. Даже не касался этой темы. Поставил перед фактом, и все. Не знаю, полагала ли она это блажью или даже странностью, сейчас множество людей летают куда угодно, а загранпаспорт давно стал обыденностью, просто приняла это как данность. Хорошие жены умеют это, Света же была — самой лучшей для меня, о другой я и не мечтал.
Словом, мы взяли за правило каждое лето ездить на Черное море, реже поездом, чаще машиной. Светлана брала путевки на месяц, четыре недели, как полагала она, оптимальный срок, чтобы наша девочка, акклиматизировавшись, хорошенько оздоровилась. Эти наши четыре недели не вызывали восторга у моего начальства, а порой становились ему как кость в горле, по обстоятельствам, хоть, как правило, мне все же шли навстречу: я числился на отличном счету. Выдернуть из отпуска, правда, тоже могли, так что в «Морском бризе» я частенько оказывался в подвешенном состоянии, и естественно, меж двух огней: жена встречала мои отлучки с моря в штыки, я не винил ее за это. Впрочем, в наше последнее лето я почти наверняка знал, что получил отпуск, как бы это сказать, условно-досрочно, что ли. Шеф предупредил меня, что понадоблюсь, когда я заглянул к нему в кабинет, подписать заявление.
***
Едва увидев меня с бумагой в руке, Юрий Максимович схватился за лысину, щедро усыпанную стариковскими пигментными пятнами.
— Сережа, хотя бы недели через полторы, — взмолился шеф, — утрясете техническое задание с заказчиками, и, езжайте себе на здоровье. — Он сделал широкий жест, рука была натруженной, с вздувшимися венами, последние два года шеф безуспешно воевал с артритом.
— Путевки… — промямлил я, виновато потупившись. — Светлана выбила, в своем профкоме…
Я знал его тысячу лет, даже полагал тогда, как облупленного, помнил, конечно, сколь многим ему обязан. Но и в том, что за одними важными заказчиками обязательно появятся вторые, архиважные, затем третьи, и так будет до скончания века, тоже нисколько не сомневался. Кроме всего прочего, Юрий Максимович был моим посаженым отцом на свадьбе, а спустя несколько лет стал еще и крестным отцом нашей со Светланой Юленьки, разве я не мог рассчитывать хотя бы на некоторые поблажки?
— Ладно — в конце концов смирился он. — Попробуем обойтись без тебя… — В расстройстве чувств Юрий Максимович порой переходил на «ты». Шеф сделал ударение на слове «обойтись». Не то, чтобы я испугался угрозы, хоть в бизнесе, как известно, не бывает друзей, а в коммерческом предприятии, как в большой семье — ушами не хлопают: кого можно без труда заменить, того и уволить — не большая проблема. Шеф не угрожал, скорее давил на совесть, чтобы я проникся, вообразив, как буду плескаться в волнах в то время, как ему доведется отдуваться за меня в поте лица.
— Если понадобится, я приеду, — пообещал я, очень рассчитывая, что не придется, и, одновременно, сомневаясь в этом.
— Да чего я тебя дергать-то буду, — пробурчал он, не очень-то искренне.
Дернешь, и еще как, — подумал я.
— Разве что, если будет аврал, — добавил шеф, поправляя очки. — Ты ведь не на Канары куда-нибудь?
— В Алушту.
— Ах да, я и забыл, — пробормотал Юрий Максимович, отпуская меня. Он, естественно, тоже знал, что я не летаю самолетами.
***
— Тебя отпустили? — буквально с порога спросила жена, когда я в десятом часу вечера вернулся из офиса. На ней был старый домашний халатик, перепоясанный испачканным мукой передником, ее большие зеленоватые глаза смотрели с тревогой, Света по опыту знала, вполне могут и не отпустить. Мне ужасно не хотелось ее расстраивать, я, конечно, понимал, что придется, но не видел причин делать это заранее. К чему?