Воспользовавшись паузой, Данвер подошел к музыкантам и поинтересовался, из какой они деревни.
— Из Сен-Пьер-де-Кор, сударь.
— Там сейчас не до веселья, — сказал флейтист.
— Слишком много солдат, — добавил его коллега с виолой. — Этим утром их было больше, чем обычно. Они расположились на почтовой станции в ожидании подкрепления из Дижона. По-моему, они направляются в Миранж…
Жаспар Данвер вздрогнул и тут же решил отправиться навстречу отряду.
Два человека торопливо шагали в сторону последней перед городом почтовой станции, надеясь узнать новости с предыдущей остановки в Сен-Пьер-де-Коре. Жаспар вспомнил события недавних дней…
На станции подтвердили, что в их сторону, действительно, идет отряд военных, но кто эти солдаты и откуда они, никто толком не знал. Разочарованные неопределенностью, иезуит и судья-инспектор решили вместе дождаться солдат под трехсотлетними дубами, которые росли перед въездом в Миранж.
Святой отец предусмотрительно взял с собой молитвенник и коротал время за чтением. Судья думал о письме, которое доверит Коломбану. Караш д’Отан согласился поставить на нем и свою подпись. Никто из них не был лично знаком с пастором Денэном, но тот слыл человеком открытым, честным, проповедующим терпимость, что вызывало ярость у мракобесов… Задуманное предприятие казалось Данверу довольно опасным, и он всерьез побаивался за Коломбана. Ему повсюду чудились бесчисленные препятствия, и он уговаривал сам себя не терять надежду.
Мимо них проезжали повозки, в которых виноградари везли чаны для будущего урожая; порой подходили ремесленники и предлагали свои товары и услуги. Но Данвера и Караш д’Отана больше всего интересовало, что путники видели по дороге в Миранж. И все как один говорили, что встречали солдат.
Ближе к вечеру иезуит отправился в город, чтобы узнать, какое решение принял суд в отношении Абеля и Жанны Бург. Что касается Жаспара, то на их счет он не питал никаких иллюзий. Его терзало страшное предчувствие поражения.
Караш д’Отан явился к Данверу на постоялый двор задолго до рассвета: Дени Мало предупредил, что приговоры велено приводить в исполнение безотлагательно. Не теряя ни минуты, они торопливо пошли через весь город к дубовой роще.
Иезуит глухим голосом рассказывал о том, что узнал от начальника тюрьмы. Суд без колебаний вынес обвинительный приговор. Его исполнение назначено на сегодня. Значит, для подачи апелляции уже нет времени. Сам Мало не уверен, что суд допустил ошибку… Он не хочет, чтобы старуха гнила у него в замке, а человек-волк сеял смуту, намекая на свои мнимые способности…
— Чудовищно, — пробормотал Жаспар.
Бенедикт Караш д’Отан положил руку ему на плечо.
— Нельзя падать духом… Это наш долг. Я знаю, что вы опасаетесь за судьбу Анны Дюмулен. Но вы должны верить в нее. Она так быстро не сдастся, а может быть, этого и вовсе не случится. К тому же вы сами знаете, что нельзя отправить на костер человека, который не признал себя виновным.
— Жанна и Абель тоже не признали себя виновными. Они верили в свои магические способности и заявили об этом в суде.
— Да. Но не все нужно говорить… Теперь уже слишком поздно. Мне остается лишь проводить их. Я хочу быть с ними до конца, чего бы это мне ни стоило, и соборовать их.
Густой ночной мрак, слившийся с влажной землей, не торопился уступать место рассвету.
Неожиданно предрассветную тишину нарушил скрип колес. Судья и священник прислушались: скрип становился громче по мере приближения повозки. Они обменялись коротким рукопожатием, чтобы подбодрить друг друга и дать молчаливый обет солидарности.
— Не волнуйтесь, — сказал иезуит, — я стану посреди дороги. Это единственный способ остановить кортеж. Я скажу, что получил специальный приказ, или придумаю еще что-нибудь. Главное — иметь решительный вид. Я поеду с этими несчастными. Больше, чем страдания и смерть приговоренных, пугает мысль, что их ждут вечные блуждания в аду. Отказ в соборовании — акт немыслимой жестокости. Фанатики боятся, что дьявол завладеет совершаемыми таинствами. Вы можете представить дьявола, который сам себя соборует?