Мы были расстроены.
Всю нашу идиотскую рекламу в виде исписанных листов ватмана я собирался бросить здесь, не желая, как Настя, даже думать ни о какой урне. Фитиль ходил среди плакатов и о чем-то усиленно думал, а Колька периодически наклонялся к его уху и что-то горячо шептал. Наконец Фитиль принял какое-то решение и твердой поступью направился к нам, уже собравшим в ведра все остальное добро.
— На минуточку. Разговор есть, — обратился он ко мне с Данилой.
— У тебя что, от Кольки секреты? — поддел его злой и голодный Данила.
— Мы с сегодняшнего дня в паре работаем. — Фитиль оглянулся на своего компаньона. — Подойди, Коль.
Мы втроем ждали, что скажет нам Фитиль. Я подумал, что он с Колькой решил прихватизировать наше место. Они жили рядом, это мы были «варяги» на этом месте у моста. В случае хамского поведения с их стороны я собрался дать им отпор за место, несмотря на то, что за целый день мы не заработали ни копейки. Но Фитиль не стал наезжать, а предложил отступного. Он сказал:
— Я сам считал, за весь день прошло через вас двадцать восемь машин, и каждую вы обували за десять-пятнадцать минут. Так?
— Предположим.
— И ни одной машины вы не помыли, тряпки вон сухие!
Мы с Данилой угрюмо слушали его рассуждения.
— Правильно, Коль? — запросил поддержи у компаньона Фитиль.
— Правильно, ни одну не помыли.
— Значит, вы их фотографировали как «новых русских» на фоне этого плаката за сто рублей. Тщеславие их удовлетворяли, правильно? — Фитиль, как ученый, сделавший великое открытие, тянувшее как минимум на Нобелевскую премию, с высоты своего роста посмотрел на Кольку.
— Нам некогда, — первым дернулся с места голодный Данила.
— Хорошо, если торопишься, предлагаю за место вместе со всеми вашими бумагами одну тысячу рублей.
Мы стояли пораженные. Наконец, впервые за день, с раннего утра, появился первый лох, да не один, а вдвоем с Колькой.
— Что молчите, мало?
— Мы вам платим не за место, а за идею, за ее разработку, — Колька подал голос из-за спины Фитиля, — место это наше.
— А чего ты прячешься за чужую спину? Выйди вперед и покажи, где тут стоял дом твоего деда или хоть вшивая его банька, ну? — Данила полез в бутылку. Он на дух не переносил Кольку.
— Ладно, ладно не заводитесь, — постарался утихомирить распетушившихся бойцов Фитиль, — ну еще сто рублей добавлю, идет?
— Идет, — сразу согласился я.
Данила демонстративно зло пнул старое дырявое ведро, и оно, гремя, покатилось в реку.
— Нервный какой, — покачал головой Фитиль, отсчитывая деньги.
— Фотоаппарат «Полароид» купите и лишнюю кассету с пленкой с собой имейте. Некоторые по две фотографии хотят иметь, — посоветовал я Кольке.
— Не учи! Я все просек за целый день.
Я равнодушно пожал плечами:
— Тогда пока! От дождя на всякий случай бумагу уберите, а то заново придется писать, — дав последний совет, я бросился догонять ушедших вперед Настю и Данилу.
— Что, не могли подождать?
— Я чуть от смеха не лопнула, потому побежала догонять Данилу.
— И я, — счастливой улыбкой Данила осветил теплый вечер. — Ой, мне же еще вывеску писать!
Как чумовой он понесся обратно и из рук опешившего Кольки, уже сложившего в кучку все листы ватмана, выхватил лист с автографом невесты Гориллы.
— Он вам не нужен. — Игнорируя Кольку, он показал текст «Ристаран у Гариллы» Фитилю.
Тот, соглашаясь, важно кивнул головой:
— Не нужен.
Мы шли по дороге счастливые и довольные и пережевывали удачную сделку.
— Идиоты, они что, не могли с другой стороны моста сделать то же самое? — удивлялась до самого дома Настя.
— Вот тебе, Данила, и бабке помощь. Надо что-то еще придумать, чтобы остальные деньги заработать, — сказал я. — И развяжешься с страховой компанией.
— Давайте поужинаем и снова соберемся часа через полтора, — предложила Настя.
— Обязательно, — сказал Данила, — ведь мы завтра едем в Москву за «Птичьим молоком», не забыли?