Выбрать главу

Мир полон превращений, и всякое утверждение поэт сам весело снимает: «а, может, и совсем наоборот». Это тоже излюбленный вектор – «наоборот»: «И меж эпох протянутая нить, / Как света луч во тьме наоборот…» или «как будто здесь траяновы валы / Легли своей дугой наоборот».

Иногда такое слышится как автоматический прием, фирменный «брэнд» мастера… И еще: как подсурдинивает возможную громогласность, расслышиваю в понижении даже букв собственных имен:

Был в женеве и парижеИнородцем, как в твери.

Тут даже идет вопреки грамматике – и это со смыслом: слышу в сем некий кенозис русского сознания – сомирения – наоборот к германскому стилю сверхчеловечества, отчего и все имена существительные там восходят, в гордынном персонализме, как шпили кирх вверх и пишутся с большой буквы.

Удивила меня также эмоциональная приглушенность: в рельефе строк нет знаков восклицания, вопрошения, многоточий, но ровность – как русских равнин, где лишь холмы запятых, пути-дороги тире, да долы точек. Но это не вялость, и, если прислушаться, взволнованность есть, но воля напряженна – упруга в самообуздании, и возможные восклицания и вопрошания переданы внутри и в синтаксисе повествовательных предложений. Так редкостны ныне целомудрие и стыдливость и благородство в выражении чувств – как вот в таком страстном тексте:

Миска каши да чашка чаю,Лодка красная на берегу,Я скучаю по тебе, я скучаю,наскучаться никак не могу…
…Мы по паспорту все медведи,Ну а люди – мельком, на миг.
Я тебя в свою шерсть зарою,Твои руки, плечи и грудь.И упрячу в слова, как в Трою,Чтоб открыли когда-нибудь.

Медведь – и личный тотем Латынина, как и всего народа русского, кто родом из лесных мест Севера Руси. И себя как медведем вочеловеченным ощущает он (крупен и шерстян) и в прозе. В романе «Спящий во время жатвы» медведь-человек у него персонаж, и в стихах много «берлог». Так вот «кентавричен» лирический герой стихов Латынина: то крылышками трепещет на сквозняке ветров, то тяжко – дремучим лесовиком прорастает из толщи матери – сырой земли, увесист и остойчив. И – надежен. Крепкий семьянин. Среди хаоса разлетных семей, что являет пейзаж эпохи, его семья – дивный микрокосмос, окормляющий и животворящий творческие персоналии и жены, со-упруги Аллы – литературного критика, и дщери Юлии – писателя и публициста, не говоря о нем самом, кто тут остов и устой:

Я доиграл единственную ролю,Роль берега для бешеной воды.

Именно: его женщины – неистовые валькирии, пассионарии, неистощимые в творчестве. Он – им удерж, но и они ему со-держители на сквозняке бытия: не дают распылиться – улетучиться и образуют общую им твердь. «Рождают дети матерей»… ну и отцов.

И в современной «яческой» лирике атомарных индивидов у Латынина часто голосят «мы» и «мы с тобой» – как субъект самовыражения, и это близит его лирику – к мелике – хоровой поэзии, что и в античности, а и в пушкинской традиции стихов «для вас, о други!..»

На много еще интересных соображений наводит книга стихов Леонида Латынина. Со-ображайте и со-беседуйте сами, читатель.

Георгий Гачев
18–21 января 2006,
Переделкино

«Туземный словарь»

* * *
Ты подвел меня к самому краюИ позволил вернуться назад,И опять я на дудке играюЦелый век напролет невпопад,
Заблуждаясь, ликуя и плача,Торопясь, мельтеша и любя.Ничего неземного не значаВ этой жизни земной для тебя.
Понемногу, то криво, то косо,Изначально назад, а не вслед,Оттолкнувшись от пристани Плеса,Я отчалил в туман и рассвет.
Попугай в нарисованной клетке.И арбуз астраханский в руке.И прощальная птица на веткеС колокольней земной вдалеке.
То ли Дон, то ли Терека воды,То ли Темзы зеленой огни, —Все смололи железные годы,Словно не были вовсе они.
Полумузыки скудные ноты.Или труб золоченая медь.Или доля в разгаре работыМежду делом покорно неметь.
10 июня 2009
* * *
Когда б вы знали, из какого адаПриходят звуки в мертвые слова,Как набирает воздух серенада,Вдохнув живую музыку едва.
И в тех словах и сулема, и сера,И запах мяса, жженого в костре,И та, иная, наизнанку, вера,Что состоит из точек и тире.