– Замотался? Смотрю, засыпаешь…
– Есть немного. – Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блокпосту и еще несколько десятков километров по своей территории. – Ладно. Наливай по последней.
– А больше и не накапает!
В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Тайсона у административной границы.
Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, впрочем, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.
– Давай!
– Будь здоров.
Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.
– Хорошая штука… – «Прапорщик» в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. – Уважаю! Давай меняться?
– Подарок… – Тайсону вспомнилось прощание с Шамилем – на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим пылающую республику «в составе России» от самой России.
– Понимаю. Святое дело.
Но Тайсон уже махнул рукой:
– А, плевать… Забирай! Куда я с ним теперь?
– Спасибо! Сочтемся.
– Ладно, брось. Ерунда.
– Нет, не ерунда, – собеседник сгреб со скатерти пистолет. – Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.
– Брось, а? – Взгляд Тайсона упал на остатки прозрачной влаги в стакане:
– Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?
– Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.
– И что теперь?
– А ничего. Мое начальство решило шума не поднимать, продолжаем работать по официальной версии.
– Вот, блядь… политики!
– Не то слово.
– Кстати, здесь московскую программу показывают? – Тайсон сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.
– Конечно. В общем-то, только ее ретранслируют…
«Прапорщик» потянулся и с трудом достал кнопку.
– В сеть надо воткнуть, – напомнил Тайсон.
– Точно!
Они еще продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:
«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации».
Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали главу государства, произносящего речь:
«В это непростое для страны время…»
Зрителям дали возможность немного полюбоваться на молодого Президента и выслушать из его уст пару общих, но энергичных фраз. А потом снова пошел закадровый комментарий:
«Владимир Путин вручил ряду российских и иностранных журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»
– Вон, гляди! – впился Тайсон глазами в экран.
– Вижу… Вылез, сволочь.
Господин Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей отечественной телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.
«Медаль ордена „За заслуги перед Отечеством“, которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…»
Старушка вышла вперед и заплакала.
– Сейчас нашего покажут.
Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие главы государства и улыбающегося счастливца:
«За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, корреспонденту московского бюро Восточно-Европейского информационного агентства господину Джорджу Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!»
Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…
– «Ролекс», наверное. Или «Омега».
Голос сидящего напротив здоровяка вывел Тайсона из оцепенения:
– Что? Прости, не расслышал.
– Думаю, дорогая вещь эти часики.
– Дорогая… Выпить нет больше?
– Сейчас принесу. – «Прапорщик» уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.
– Да ладно, сиди. Не стоит, наверное… – вздохнул человек по прозвищу Тайсон…
Эпилог
Но люди возлюбили тьму более, нежели свет, потому что дела их были злы.