Выбрать главу

Вам стыдиться нечего. Вы критикуете, как ученый. Ваши аргументы можно обсуждать, с некоторыми мыслями я встречаюсь впервые. Некоторые факты я просто не знал. Но с Вами можно вести полемику на уровне науки. А вот я Вам дам почитать, что обо мне пишут некоторые мои здешние коллеги профессора. Почитайте это, и Вы увидите, на какие пакости они способны.

Прочитанное меня крайне изумило. Такими грязными помоями у нас поливали разве только "безродных космополитов" в сталинское время. Моя критика Гэлбрейта по сравнению с этим поносом была верхом объективности и вежливости. После этого эпизода наши отношения с Кеннетом стали товарищескими с очевидной поправкой на разницу в возрасте и известности. В то время ему было 59 лет, у него за плечами были долгие годы научного творчества и государственной службы, а также с десяток всемирно известных книг. Я же в свои 40 лет был мало известен у нас и за рубежом и кроме двух изданных только на родине книг ничем не мог похвастаться. Тем не менее он уже тогда относился ко мне, как равному.

Через некоторое время вышла книга Гэлбрейта "Новое индустриальное общество", и мы с директором ИМЭМО Н.Н. Иноземцевым решили, что ее надо перевести и издать у нас. Николай предложил мне заручиться согласием А.Н. Яковлева, который тогда был первым заместителем Отдела пропаганды ЦК КПСС и которого я лично знал. Во время очередной посиделки на бывшей даче Горького я рассказал Яковлеву о нашем замысле. Наши ученые и молодежь должны иметь возможность читать ведущих западных экономистов в оригинале и у себя дома, а не только в спецфондах или в пересказе наших "специалистов по критике буржуазных теорий". Если при Сталине не боялись печатать Кейнса, то нам тем более бояться нечего. Яковлев согласился с моими доводами и велел действовать.

Я позвонил в "Прогресс" Флоре Абрамовне Хабинской, которая заведовала редакцией по экономике, и передал указание Яковлева вместе с предложением издать книгу под совместной редакцией Иноземцева, моей и Абрама Герасимовича Милейковского. Работа пошла быстро, книгу перевели и подготовили к печати.

Но вдруг мне звонит Хабинская и сообщает, что некий инструктор из ЦК запретил печатать книгу и велел привлечь Флору к партийной ответственности. Возмущенный, я позвонил Яковлеву и устроил нечто близкое к истерике. Тот попросил меня успокоиться и обещал дать соответствующую команду. Буквально через день Хабинская сообщила, что тот же инструктор снял запрет. Книгу вскоре издали, она пользовалась большой популярностью, особенно у студентов. Впрочем, это не помешало потаскать Хабинскую по партийным инстанциям. Видимо, требовался предлог для снятия ее с работы.

Издание книги Гэлбрейта еще больше сблизило нас. Мы не раз после этого встречались, особенно в годы моей работы в Нью-Йорке. И вот я снова на хорошо знакомой ферме в Вермонте. Это большой, преимущественно лесистый участок земли в несколько десятков гектаров, купленный Кеннетом вскоре после второй мировой войны, когда земля в этом районе была очень дешева. Когда-то здесь, действительно, жила и работала фермерская семья, и до сих пор сохранился ее просторный побеленный двухэтажный дом посреди большого поля. Недалеко от главного дома Кеннет построил себе небольшое помещение с кабинетом для занятий, где мы и работали. Метрах в ста пятидесяти от по другую сторону от главного дома находился окруженный лесом пруд, где я купался утром и в перерывах между работой. Запруду поддерживали бобры, по ночам работавшие над сохранением нужного уровня воды. После восьми дней работы я прилично загорел и посвежел от свежайшего воздуха, чистейшей воды и яркого солнца, Мне стукнуло в тот год шестьдесят, я был полон сил и творческих порывов, а мой соавтор, в его 79 лет также проявлял завидную для его возраста энергию. За неделю мы сочинили книгу "Капитализм, социализм, сосуществование"

Получилась она не маленькая - целых 200 страниц и 15 глав. Говорили мы о состоянии наших обществ и о том, что их ожидает. В центре оказалась горбачевская перестройка и куда она ведет. Собственно, тогда было только самое ее начало, прокапиталистическая направленность еще не определилась. Мы дискутировали в августе 1987 года, когда т.н. "ускорение" уже проваливалось, антиалкогольная кампания была в разгаре, а заря "гласности" еще только занималась. А появилась книга в продаже в Америке в мае, а у нас в сентябре 1988 года, когда до падения берлинской стены оставался только год. Время бежало быстро, и нам успевать за ним было крайне трудно. Тем более интересно вспомнить, что я тогда говорил о будущем социализма.