Выбрать главу

Я вышел из «Vikarka» весьма отягощенным, но все-таки смущенным — жаль, что я не проявил настойчивости и не потребовал настоящую половинку утки — не столько мне хотелось этой грудки, сыт я был по горло, сколько стыдно было за свой «совковый» комплекс — видеть, что тебя обманывают, и молчать.

Я прошел по опустевшим улицам Града, остановился, как всегда, в глубоком почтении и восхищении перед базиликой Святого Иржи (bazilika sv. Jiří) — по-нашему святого Георгия, основанной в конце X века князем Вратиславом. За ее красным барочным фасадом скрывается одна из самых древних в Чехии романских церквей, стройные башни которой из белого песчаника, появившиеся после пожара 1142 года, чем-то напоминают минареты и втыкаются прямо в звездное уже небо. Красная базилика, что словно ширмой в стиле барокко прикрыло старый, еще Римской империи, храм, появилась в XVII веке, и теперь весь этот эклектичный комплекс выглядит просто незабываемо. Позже появилась готическая часовня Святой Людмилы, а в 1722 году к базилике была пристроена часовня Святого Иоанна Непомука с его же статуей над входом. Вся эта композиция, не поленюсь повториться, выглядит потрясающе!

Двинулся дальше и, пользуясь поздним часом и открытым доступом, заглянул на знаменитую Злату улочку. Кривая улица с разноцветными кукольными домиками может ввести в легкое заблуждение путника, не знающего о том, что творилось за этими дверьми пару столетий назад. Алхимики, чернокнижники и просто шарлатаны искали здесь тайны бессмертия, эликсиры молодости и способы превращения олова в золото. Поговаривают, что в одном из этих домов Николя Фламель изобрел философский камень, чей секрет до сих пор не раскрыт. Если прийти сюда ближе к полуночи, когда уже закрыты сувенирные магазины и схлынули толпы туристов, в конце Златой улочки иногда появляется несуществующий дом из романа Майринка. Гиды, путая алхимихов, среди которых во все времена было много шарлатанов, любят рассказывать, что свое первоначальное название Злата улочка получила из-за того, что здесь жили чеканщики по золоту и ювелиры. Мне как-то не верится, что такие уважаемые во все времена ремесленники стали бы ютиться в таких домиках «пана Тыквы», а потому я больше склоняюсь к версии, что здесь жила беднота, промышлявшая незаконными передачами заключенным, что томились в Белой башне (Bílá vĕž) и в башне «Далиборка».

Сегодня, как и много веков назад, Злата улочка представляет собой череду крошечных двухэтажных домиков, один краше другого. В доме № 22 жил Франц Кафка, о чем свидетельствует маленькая медная табличка, но и в этот факт мне верится с трудом, ведь Кафка был из богатой семьи, настолько богатой, что сам он родился в десяти метрах от Староместской площади, а на самой этой площади его отец держал магазин, торгующий мануфактурой. Мне кажется, что сейчас наступили какие-то особые времена, когда говорить можно что душе угодно и мало найдется желающих проверять информацию, а убедившись в ее несправедливости, ломать копья, чтобы восторжествовала истина. Сам же я специально потратил кучу времени, чтобы найти подтверждение этой версии, но кроме фразы «Жизнь Кафки почти вся прошла в Праге и даже внутри узкого периметра Старого города. Он не любил этот город, но он неотделим от него», не нашел больше ничего.

В карликовых домиках на Златой улочке сейчас никто не живет, там в каждом теперь какая-нибудь сувенирная лавка, но я не рискую входить в такие тесные и на первый взгляд хрупкие сооружения, которым уже многие сотни лет. Домики жмутся к крепостной стене, внутри которой музей рыцарских доспехов и тир, где можно пострелять из настоящего арбалета. Но все это возможно лишь днем до 18 часов и за плату, которую с недавнего времени по примеру европейских музейных и дворцовых комплексов чехи стали сбирать за вход на Злату улочку.

Через узкий проход в последнем домике улочки, мимо башни «Далиборка», построенной в 1496 году, я вышел на «Stareschody» — длинную лестницу, выводящую прямо к метро «Малостранская». На сегодня мой маршрут подошел к концу, хотя еще предстояло пересесть на «Музеуме» на «красную» линию, а потом не проспать свой «Ходов», где мимо памятника то ли шахтеру, то ли метростроевцу идти по сонным пустынным улочкам к своему маленькому пансиону, чтобы наконец замертво упасть в прохладную постель до следующего дня.