Не расстраивайтесь, это недалеко — скорее всего, уже через пятьдесят метров вы найдете заведение с другим сортом пива, но чехи так не делают. Они верны своему любимому сорту пива, как настоящий болельщик своей хоккейной или футбольной команде — всю жизнь после работы настоящий чех идет «на пиво» и пьет только один сорт и только в своем любимом, ставшим уже родным, кабаке. Для самых верных, постоянных клиентов есть и постоянные места за большим столом, за который лишь бы кому сесть не позволят. Ну, это так — лирическое отступление, а теперь можно и продолжить.
Но пиву, а тем более мировой славы «Пльзеньскому», от моего к нему отношения не холодно и не жарко. Оно само, как солнце, обогревает и притягивает к себе миллионы жаждущих любителей этого древнего и, теперь уже можно без сомнения сказать, благородного и самого известного на Земле напитка, чья история уходит в далекие тысячелетия, как бы ни пытались бенедиктинские или францисканские монахи присвоить себе авторство на его производство.
Так, а пока проведем рекогносцировку, что у нас тут карта, то бишь меню, показывает?
А меню показывает полный спектр старочешского хлебосольства: ясное дело, закуски — колбаски, холодец домашний (тлаченка), сардельки с пивным соусом, сыры маринованные, с плесенью и жгучим перцем-феферони, доска (вместо большой тарелки) с нарезками мяса и ветчиной по-пражски (кстати, запомните, что непроизносимое чешское слово prkno по-русски всего лишь «доска»), картофельный суп в буханке хлеба, искусно выпеченной под фигурную кастрюльку (на этот счет у меня есть любимый анекдот, но я расскажу его позже, так как сейчас просто захлебываюсь слюной и тороплюсь сделать заказ).
Взгляд торопится дальше — туда, где находятся более серьезные «хóды» (по-чешски chod — это блюдо), обозначенные в рубрике «Главные традиционные чешские блюда». А здесь… и жареная утка с кнедликами и капустой, и вырезка свиная под названием «Чешский лев», и знаменитая «свичкова» — говяжья вырезка с брусничным соусом, которую, как одно из лучших национальных яств, чехи поедают не иначе как со взбитыми сливками. А вот и калибр покрупнее — жареный и копченый окорок, грудинка, свиные ребрышки, традиционный пльзеньский гуляш, подаваемый в такой же булке хлеба вместо кнедликов, знаменитое запеченное свиное колено…
Как жаль, что я один, вот сейчас бы в большой шумной компании заказать «Миску старого Пандрголы» (к сожалению, я не знаю этого старика с невероятным аппетитом, отмеченного в меню ресторана явно за незабываемые заслуги) — два килограмма срезанного с костей мясного ассорти, жареного и копченого, плюс колбаски и шпикачки, и все это с овощным салатом, горчицей и хреном, а если бы нас было человек шесть или семь, то мы взяли бы «Миску Карла IV», в которой (просто переписываю из меню, сохраняя для остроты ощущений особенности перевода с чешского на русский!) жареная утка, жареная и копченая свиные ляжки, грудинка колбасника, жареные и копченые ребрышки в сопровождении двух видов капустного салата, трех специальных соусов разной остроты и чесночности, овощного салата, пикантного хрена, горчицы и маринованного огурчика. Вся эта «Миска» тянет на семь с половиной килограммов (!) и стоит на всю честную компанию всего две тысячи крон (три тысячи рублей) — меньше двуствольной флейты! А съесть такое количество еды еще нужно уметь!
До десертов я уже не дохожу: изведенный чтением карты искушений, явно переоценивая свои возможности, я заказываю запеченные на огне свиные ребрышки, которых по раскладке в меню должно быть 750 граммов (но ведь это же косточки!) и к ним еще триста граммов сочной (так прямо и сказано в карте) шейки (крковички по-чешски).
Мой заказ вызывает у скучающего доселе официанта явное уважение, и, пока я пытаюсь дочитать меню и разобраться во всем предложенном спектре, передо мной возникают два огромных блюда с обжигающим — только с огня — мясом, окруженным белой и красной капустой, завитком густой, ароматной, но совсем не жгучей горчицы и горкой белоснежного хрена, а в маленьких судочках с вытянутыми шейками прилагаются три разных соуса — это для того, чтобы куски мяса легче проваливались в мой изнывающий от предвкушения удовольствия желудок.