— Из-за внезапности? А если враг будет начеку?
— Главный ваш козырь — не в быстром и внезапном ударе, хотя без этого тоже никуда. Вы — хрупкая леди, даже знай мерзавец, что вы вооружены — он не будет ожидать от вас сколь-нибудь значимого мастерства. Я сам — выдающийся мастер клинка, и потому как никто другой знаю, скольких сгубила недооценка противника.
И вот теперь Мирдана, занимаясь различными делами, при возможности тренирует пальцы, вертя в них первый попавшийся продолговатый предмет: чем быстрее она освоит кинжал — тем скорее у нее снова появится время на живопись. К тому же, некоторые трюки Р'Энкора принцессе так понравились, что она захотела непременно их освоить, просто ради того, чтобы уметь эффектно и непринужденно обращаться с ножом, пусть даже этот нож — столовый. А уж применение таланту найти можно всегда, пусть даже и непрямое.
«Оружие, господин посол — это то, чем в Талсидонии всяк владеет весьма похвально, так своему королю и передайте». И столовый нож в пальцах — круть-верть. И это «круть-верть» может оказаться действеннее, чем длинная тирада в лучших традициях прикладной риторики.
Во время занятий с кинжалом Мирдана постепенно прониклась к своему наставнику неподдельной симпатией. Или, может быть, сочувствием — эти два чувства иногда так сложно разделить. Чем больше она узнавала Р'Энкора, тем меньше верила сказкам о дроу. Злобные, алчные, испорченные скверной чудовища-душегубы? Другие — может быть. Но Р'Энкор, если хорошенько разобраться, вообще не дроу по натуре. В нем нет ничего такого, чего нельзя найти в людях. Злоба? Алчность? Да у людей это едва ли не расовые черты, так уместно ли ставить подобное в вину темным эльфам? Вот светлые эльфы или те же орки — их сложнее понять. Они другие.
Принцесса вспомнила свое знакомство с единственным виденным воочию орком, тем, который жил в Ланзендэлльском лесу. После того, как Амрисса прибежала с криком, что видела с башни «большого злого гоблина» на берегу, капитану стражи пришлось выяснять у эльфов, откуда этот орк там взялся, что, впрочем, оказалось сложнее, чем казалось: эльфы в замок практически не хаживали, пришлось отправить посыльного. Тот вскоре вернулся с настоятельным советом не обращать на орка внимания или пенять на себя, и тогда Мирдана решила во всем разобраться сама.
Орк на поверку оказался вовсе не страшным. Огромный и потрепанный дальней дорогой, он весьма флегматично отреагировал на появление принцессы и ее свиты, правильнее было бы даже сказать — равнодушно. Однако Мирдана легко наладила разговор, не последнюю роль тут сыграл и небольшой бочонок эля из подвала замка: орк на выпивку был не падок, но жест оценил. Он сносно общался на одном из трех наречий, на котором говорят в Зоданге, принцесса этим языком тоже владела.
Вскоре было более-менее ясно, что к чему. Мирдана слыхала раньше, что у орков нет смертной казни, вместо него — обычай изгонять сильно провинившихся, которые после этого считались «умершими». И эти лишенные имени изгои обычно бродили по свету в поисках своей настоящей погибели, нередко принося ее очень многим, прежде чем находили собственную. Именно они стали причиной появления расхожего выражения: «пропал, словно орка встретил».
История этого орка оказалась похожей. Он отказался говорить что-либо о причинах, но Мирдана между слов уловила верный ответ: изгнали. Бродя, куда глаза глядят, орк упорно искал врага, но повстречалась ему, на свою беду, только ватага разбойников. Вскоре изгой основательно заблудился в чужом краю и прибился к Ланзенделльскому лесу. Здесь он узнал от эльфов, что находится в Талсидонии, но, к его неописуемому неудовольствию, инцидент с вторгшимися в степи золотодобытчиками уже улажен.
— И тогда ты решил остаться тут жить?
Орк медленно покачал головой.
— Ждать. Не завтра, так послезавтра снова кто-то осквернит наши степи, выкапывая кровь солнца — и тогда снова будет война. И я уже тут как тут. Ну или пойду в сторону Зоданги — с ними всегда война.
Принцесса, украдкой глядя на двухпудовый топор, аккуратно прислоненный к дереву, мысленно пожалела тех несчастных, которые могут ему повстречаться на пути.
Гораздо труднее оказалось выяснить, почему эльфы, не пускающие в Ланзенделл чужаков, не возражают против присутствия орка: орк не очень хорошо улавливал, что есть «чужак». То ли преградой был языковой барьер, то ли причина пряталась где-то глубже, но объяснить орку верный смысл слова не удалось. Точнее, не удалось объяснить, почему человек, пришедший в орочью степь, чужак, а другой орк из соседнего племени — нет. Сам орк предпочел гипотетического человека назвать врагом, а сородича — просто орком.