— Вон, — сказал надсмотрщик, указывая плетью, когда мы подошли почти вплотную к причалу. — Это мужчина с Коса! Продемонстрируйте ему себя! Вы — рабыни! Сделайте это! А вон еще один!
— Я не такая женщина! — внезапно выкрикнула Клодия, и тут же запрокинула голову и завопила, что было сил.
Плеть, словно молния, метнулась к ней и словно огонь, обожгла ее тело. Она вначале отчаянно задергалась, а потом беспомощно обвисла на цепях, трясясь от рыданий, хотя была ударена всего-то один раз.
— Я — такая девушка! — страстно закричала Публия, заметив, что надсмотрщик повернуться в ее сторону. — Я именно такая девушка!
— Эй, если она хочет быть упорной или застенчивой, — крикнула какая-то веселая рабыня с пирса, — стегните ее еще разок! Всыпьте ей, Господин! Накажите ее! Накажите ее построже!
Рабыня, сама находящаяся под строжайшей дисциплиной, зачастую хотела бы, чтобы и другие почувствовали на себе такую же власть, с точностью и совершенством, какое это было наложено на них. Похоже, она была глубоко обеспокоена тем, чтобы Клодии хоть что-то сошло бы с рук, не больше, чем ей самой. Она что, не такая же рабыня? Так что, как это ни странно, но зачастую рабыня сама более чем рьяно интересуется тем, чтобы рабовладельцы были строги со своими невольницами.
Надсмотрщик меж тем вернул свое внимание к Клодии.
— Я тоже такая женщина! — дико выкрикнула та и принялась извиваться в на цепях.
Понятно, что она не жаждала получить еще один удар этого ужасного дисциплинарного инструмента. Но все же, как я уже давно был уверен, вопрос был намного более глубоким чем простая боязнь боли, что и стало ясно мгновением спустя. Кстати, следует заметить, что та сбруя, что в данный момент была надета на рабыне, мало что прикрывает. В общем-то, это вполне ожидаемо, учитывая ее назначение. С другой стороны последствием этой открытости, становится то, что она предоставляет телу невольницы слабую защиту от рабской плети. Клодия задергалась в ремнях и цепях, и повернулась ко мне лицом. Наши глаза встретились.
— Да! — крикнула она. — Да! Я — такая женщина!
— Да, так оно и есть, — заверил ее я.
— Да! — заплакала Клодия. — Да!
В этот момент я понял, что ее мелкий бунт был не более, чем глупым кусочком ее былой гордости. Возможно, она и устроила этот глупый шум только потому, что здесь был я, тот, кто знал ее, когда она еще была простой свободной женщиной. Хотелось бы надеяться, что это не так. Однако в любом случае, из-за ее ли собственной гордости, из-за ее ли беспокойства, что здесь был я, знавший ее когда-то свободной женщиной, из-за незнакомцев ли в толпе или другой рабыни висевшей рядом, или чего бы то ни было еще, каким печально неуместным и абсурдным казался этот бунт в ее новой реальности! Но затем, вдруг, я увидел в ее глазах, полусмех-полукрик, который подсказал мне, что она всего лишь сама хотела почувствовать на себе это подтверждение плети, подтверждение несгибаемой воли мужчин, которым она должна теперь повиноваться, поскольку действительно была теперь рабыней. Похоже, она наконец-то поняла, кем она была на самом деле — рабыней! До нее наконец-то дошло, что было самой глубокой и самой замечательной частью ее существа. И теперь она наслаждалась этим! И любила это! Ей всего лишь требовалось ясное понимание того, что теперь она должна сдаться этому, что теперь она действительно была рабыней. И теперь она ликовала, вися в ремнях и цепях у форштевня галеры.
— Вон! — сказал надсмотрщик, смотанной плетью указывая на человека.
— Я хорошенькая, Господин? — крикнула тому Клодия, раскачиваясь в цепях. — Вы предложите на меня свою цену?
— Лучше предложите за меня! — попыталась перекричать ее Публия. — Я нуждаюсь в ошейнике и мужчине!
— Вон еще один, — подсказал матрос.
— Может быть, это Вы станете тем, кому я буду принадлежать? — позвала того Клодия.
Выброски вылетели с бака. Их мгновенно подхватили швартовщики на причале и в вытянув с их помощью швартовы, набросили их огоны на кнехты. Галера была пришвартована в считанные ины.
Приветственные взмахи рук, радостные крики, кто-то на причале уже переговаривался в экипажем, сыпались вопросы и соленые шутки. Бой барабанив и гудение труб с палубы «Таис» звучали над толпой. Вот на причал упала первая сходня. Остальные корабли флотилии, едва ли менее великолепные, чем сам «Таис», занимали свои места у причалов.
— Что это за рабыни? — заинтересованно спросил мужчина, протиснувшийся сквозь толпу запрудившую причал поближе к борту, судя по одежде — косианец. — Они — обычные рабыни?