— Если позволите, — начал Котлер, — вот вы обмолвились о своих христианских убеждениях. Мне интересно, что вы под этим подразумевали.
— Я верю в милосердие Господне. Верю, что Он слышит наши молитвы.
— И мы, выходит, ответ на ваши молитвы, так надо понимать?
— Как вы объясните свой приезд сюда?
— Можно узнать, о чем вы просили Бога?
— Как и все, — сказала Светлана, — я просила, чтобы Он смилостивился над нами. Облегчил бремя наших страданий.
— В таком случае, Он, кажется, выбрал далеко не лучших посланников.
— Как знать, может, в этом Его промысел.
— А откуда вам знать, что Он откликнулся именно на вашу молитву?
— На чью же еще? Вашу? Ее?
— Уж точно не на мою, — сказала Лиора.
— Тогда на вашу? — не унималась Светлана. — Вы верующий?
— Не особо, — сказал Котлер. — В последний раз я молился много лет назад. Но кто знает, как долго наша молитва идет до Бога? И как быстро Он на нее отзывается? В тюрьме я просил Его дать мне возможность выйти на свободу и встретиться лицом к лицу со своими палачами. Это было давно. Но, возможно, молитва — как радиосигнал, летит сквозь пространство, пока не достигнет цели. А ответ приходит не когда ты в нем нуждаешься, а когда угодно Богу, когда ты, может, и ждать ответ давно перестал.
— А может, Бог ответил сразу и на мою, и на вашу молитвы?
— Думаю, даже для Бога это слишком сложная задача.
У Котлера зазвонил телефон. Он выудил его из кармана и уставился на высветившееся на экране имя.
— Это мой сын, — сказал Котлер. — Прошу меня извинить.
Он вышел из-за стола, отошел на пару шагов и лишь тогда поднес телефон к уху. Произнес имя сына и услышал в ответ его голос. На заднем плане раздавался лязг тяжелой техники, рев дизельных двигателей, гул полугусеничных машин.
— Секунду, Бенька, — сказал Котлер. — Сейчас, я только…
Он прошел в их с Лиорой комнату, закрыл дверь. И, подойдя к окну, выглянул в знакомый сонный двор. Не так он рисовал себе будущее своего молодого сына. Слово «молодой» как-то само выскочило. Они поручают молодым парням — хмурым детям, с нескладными руками и ногами, с гладкими еще щеками — выполнять эту паскудную работу. Уничтожать то, что построили их братья, и выгонять их. Как будто при этом можно по-прежнему продолжать думать, что они друг другу братья. Верить, что все это служит высшему благу. Благу всеобщему — и тех, кто блюдет порядок, и тех, кто оказывает сопротивление, и всех тех — несть им числа, — кто сидит перед телевизором и заламывает руки. Вей из мир[10], как сказал бы его отец. Куда катится этот мир?
— Я собирался тебе позвонить, — сказал Котлер. — Ждал семи часов.
— Нас перебрасывают. Некоторые из наших до сих пор читают шахарит[11]. Но они могут молиться, лишь пока командиры не скомандуют отбой.
— Занятой денек у Бога. Так много молитв надо уважить.
— Не так уж и много, — ответил Бенцион. — Недостаточно.
— Как ты, Бенька? — заботливо спросил Котлер.
— Прекрати сюсюкать, — сказал Бенцион. — Я не за этим позвонил. Об этом я говорить не хочу.
Голос Бенциона дрогнул, и Котлер ощутил то же, что ощущал, когда сын был маленьким и кто-нибудь его обижал. Желание утешить, данное природой. Но сын уже вырос и в его утешении не нуждался. Да и обидел его на этот раз сам Котлер. Тогда какой сыну прок от его сочувствия?
— Я говорил с рабби Гедальей и кое с кем из парней, — продолжал Бенцион. — Мы не хотим в этом участвовать.
— Понимаю, Бенцион. Чудовищно и ужасно, что на это отрядили вас. Всем сердцем хочу, чтобы до этого не дошло. Ты звонишь, чтобы сообщить о своем решении или чтобы посоветоваться?
— Скажи, почему я должен это делать?
— Никакого откровения ты от меня не услышишь. Ты солдат армии нашего народа. Я могу лишь повторить то, что говорят твои командиры и министр обороны. И хотя я крайне не одобряю эту операцию, я все равно считаю, что обязанность солдат — выполнять приказы.
— Даже аморальные?
— Аморальные — нет. Но в Женевском соглашении ничего не сказано о том, что нельзя разрушать собственные поселения.
— Это сказано в Торе.
— Думаю, что и в Торе не сказано. Но, сам знаешь, я тот еще знаток Торы. В любом случае это к делу не относится. Нравится тебе это или нет, но у нас демократическая страна. Тора — это прекрасно, но страной мы управляем не по Торе. И похоже, по Торе никто никогда не управлял.
— Рабби Гедалья считает иначе.
— Кто бы сомневался.
— И не он один, а многие другие.
— Что ж, наберете большинство — сможете сформировать следующее правительство.